– А стременну чарку? – тяжело поднялся атаман. – Як же так?
– Потом… другим разом… когда-нибудь, – обоим сразу ответил Махно.
Провожая взглядом уходящего Нестора, Суховерхий тихо сказал:
– Хитрая сволочь!
Возвращаясь в Гуляйполе, долго ехали молча. Когда скрылись вдали строения станции, Каретников первым прервал длительное молчание:
– Ну шо, батько? – спросил он.
– Предлагали атаманом. Под их булаву.
– А ты шо?
– Сказал: подумаю… Бумажные люды. Доценты какие-то… Но оружие у них есть!
Подумав еще, Махно спросил у Черниговского:
– Юрко! Ты у пана работал?
– А як же! Ще хлопчиком… На дверях стояв, казачком.
– А за одним столом з паном сидел?
– Шуткуете, батько? – улыбнулся Юрко. – Та мене б удавылы, если б я на панське кресло сив.
– То-то и оно! – отозвался Нестор. – Не, несерьезные люды…
– Хто?
– Петлюровцы. Большевики все ж нам ближе. Они хоть понимают, шо богатый с бедным як плетка з конякою: близко знакомы, а дружбы нема… И Ленин. Я во многом несогласный с ним, а все ж не сравнить с этим генеральным доцентом. Дело знает. Хотя, поговаривают, Ленин тоже из панов.
– А казалы, из пролетариив, – возразил Каретников.
– Из бедненьких панов, – пояснил Нестор. – Из городских. Ни огорода у него не было, ни худобы, ни птицы. Все с базара.
– Ну, це почти шо из пролетариев. И заступаеться за рабочий класс.
Смолк Махно. Было о чем подумать. Смотрел вниз, не обращая внимания на приветствия встречных и обгоняемых гуляйпольцев. Вся Россия встала на дыбы. С Украиной вместе. Было когда-то одно царство – стали сотни. И у каждого своя правда, у каждого своя вера. И, самое главное, у каждого свое оружие. Богата была царская армия. Всем хватило…
Щусь встретил Нестора с расцарапанной щекой.
– Утикла, стерва!
– Кто?
– Та Тинка, зараза!
Махно замер. Щусь, робея, стал отступать от него. Нехорошо смотрел на него Нестор, ой нехорошо!
– Шо ты, батько? Я только хотел ее удержать… так она як та тигра… Он Лашкевич видел! И записку на столе тебе оставила!..
Махно быстро прошел в комнату. И снова, как когда-то, увидел следы поспешных сборов. Пудреница на полу, помада… цветная хусточка…
Ему вдруг стало больно. Чем Тина виновата? Старалась, как могла. Не позволила ночью беспокоить. Не от плохого умысла…
Он тяжело уселся на постель. Издалека смотрел на записку, лежащую на столе, но в руки ее не брал. Сказал вошедшему вслед за ним Юрку, указав на стол:
– Прочитай. Шо-то у меня глаза болят.
– «Батько Нестор Иванович… – стал медленно читать не очень грамотный Юрко. –Я вас очень хотила полюбыть, потому шо вы есть народный страдалець… Но я не гожусь. А главне, вы мене нисколько не жалиете и не любыте. А без любови жить невозможно… Тикаю од вас, бо мени з вамы страшно. Не держить зла. Тина»