Он сел. Наступила тишина. Затем все взорвались шумом, криками.
– Батько, ты шо? Як мы без тебе?
– Бувае! Шо зробыш!
– Не вини себя! Ты нам батько, мы твои дети!
– Нельзя так, батько! Бувае мороз, а бувае й жарко…
Махно, не обращая внимания на крики, снял с себя «венгерку», с треском сорвал рубаху…
А шум продолжался. Многие навзрыд плакали.
Хоть и двадцатый век на дворе – а козаки. Потомки запорожцев. Большие дети! Убить, жизнь отдать, украсть, подарить, поцеловать, ударить – все эти понятия для них как снег в одном накатанном коме. Едины.
– Пиду спать! – Нестор забрал под мышку свою одежду, шапку, пошел к выходу из зала. У двери остановился, повернулся: – Решение не поменяю. Так шо вы, хлопцы, думайте, кого поставить. Я – всього-навсього только Махно. Песчинка в море. А революция и анархия – это самое главное!
Он лежал под кожушком в «своей» комнатке с огромным зеркалом, что так нравилось Насте. Было о чем подумать и что вспомнить. Правда, зеркало треснуло. И было холодно.
Изредка его рука тянулась к штофу. Булькала жидкость…
В комнату осторожно заглянул Юрко:
– Може, чого треба, батько? Закусыть? Огирка, може, соленого?
– Я сплю, Юрко!
Но он не спал. Смотрел в потолок. Там он увидел крюк, к которому когда-то была привязана колыбелька Вадима.
В комнату просунул голову Лепетченко:
– Батько, ну шо ты удумав? Куды ты пидешь?
– До брата твого… Ивана… – пьяным голосом ответил ему Махно.
– Так вин в монастыри.
– От… В монастырь и подамся.
А в коридоре, в зале – всюду сидели хлопцы. Ждали. Невесть чего ждали.
Юрко тихонько вышел из комнаты.
– Ну шо там? Як? – полюбопытствовали хлопцы.
– Спыть… Третий день спыть…
– Хай… Може, трохи заспокоиться душа…
У кровати возле Нестора валялись три пустых штофа, опрокинутая чарка. Там же, на полу, стояли тарелки с огурцами, хлебом и с салом. А он то ли спал, то ли лежал с закрытыми глазами.
В зале тем временем тихо размышлял приблудный артиллерист Павло Тимошенко:
– Ну шо такого случилось? Ну, надавали по шиям. Так станем умнишыми! А шо, козаков не били? Ще й як! У Берестечка сколько козаков полягло. Тысячи! И кого роздолбали? Самого Богдана Хмельницького! И шо? Смахнул с себя Богдан стыдобищу, як собака воду, – и через год наголову розгромыв ляхов под Батогом… И Нестор Ивановыч отоспиться… одумаеться…
– Якый ты умный, – сказал Лепетченко. – Ты батьку це росскажи!
– Ага! Зайди до нього! – отозвался и Щусь. – Задом наперед выйдешь… Слухай, Павло, ты ж офицер, хоч и поганенький, петлюровский. Може, пойдешь до нас начальником штаба? Чубенко, я вижу, не тянет. А без штаба, сам знаешь, нема армии.