– Я понятия не имею, что это было, – ответил Питт. – По отзывам его начальства в Александрии, это был человек глубоких религиозных убеждений, который пользовался симпатией окружающих, добросовестно выполнял свой долг, был влюблен в Аешу, но не слишком серьезно. Их роман закончился еще до того, как он покинул Египет. Он не слишком переживал по этому поводу – равно как и она.
– Питт, я отнюдь не имел в виду какую-то там страсть, – произнес Наррэуэй со странной нотой в голосе. – Это могло быть все, что угодно: боль, сожаление, воспоминание, мечта. Она была хороша собой. Он – вдали от дома. В Египте он менял женщин как перчатки, так что ни о какой любви не могло быть и речи. Это было лишь очередное увлечение.
– Вы уверены?
– Да. Я разговаривал с теми, кто его близко знал. До того как вновь приударить за ней, он видел ее в Лондоне несколько раз. Дело в том, что на тот момент у него имелась связь с другой женщиной, причем связь эта начинала его тяготить, и он стремился вырваться из ее пут. Притворный интерес к мисс Захари должен был помочь ему разорвать ставшие обременительными для него отношения. Он обожал процесс охоты за женским сердцем, ее финал был ему не столь интересен.
Питт задумался. Он слишком устал и потому не мог мыслить ясно и четко.
– Тогда что с ним было не так? Что случилось между тем, как он уехал из Египта и вернулся в Англию?
– Это мне пока неизвестно, – ответил Наррэуэй. – Но я уверен, что это никоим образом не связано с его смертью.
– А с мисс Захари?
– Как только что было сказано, есть нечто такое, чего мы не знаем, нечто такое, что может оказаться гораздо серьезнее, нежели банальное и довольно бессмысленное убийство.
Питт открыл дверь, однако на пару секунд застыл в дверном проеме.
– Доброй ночи.
– Доброй ночи, Питт, – с едва заметной улыбкой ответил Наррэуэй.
***
Когда Питт добрался до Кеппел-стрит, было уже темно. Вдоль тротуара, словно бесконечная цепочка отражений луны, протянулась вереница фонарей, постепенно тускнея в туманных сумерках, отчего самый последний казался лишь смутным, размытым светящимся силуэтом.
Открыв дверь своим ключом, Питт шагнул внутрь и на миг застыл, вдыхая до боли знакомые запахи воска и лаванды, а также легкий аромат хризантем на столике в прихожей. В гостиной первого этажа было темно. Дети наверняка наверху, а Шарлотта и Грейси, должно быть, в кухне. Сняв ботинки, он с удовольствием в одних носках прошел по прохладному линолеуму к кухонной двери и распахнул ее.
Шарлотта заметила его не сразу. Она была одна – сидела, склонившись над рукоделием. Лицо ее было серьезно, волосы выбились из шпилек и поблескивали в свете газовой лампы. Такой красивой, как в этот момент, он ее еще никогда не видел – она была прекрасней заката над Нилом, прекрасней бархатистой черноты неба над пустыней в серебряной россыпи звезд.