Чувствуя, как к глазам подступили слезы, Шарлотта поспешила отвернуться. Сейчас не время давать волю чувствам – им здесь просто не место.
– Я должен знать, что тогда произошло, мистер Сандерман, – сурово сказал Наррэуэй, без малейшей капли сострадания в голосе. – Каковы бы ни были мои собственные чувства или желания, в данный момент меня интересует только правда.
– Понимаю, – ответил Сандерман. – Я всегда знал, что рано или поздно, но это всплывет. Можно похоронить мертвых, но нельзя похоронить вину.
Наррэуэй кивнул.
– Нам известно про ритуальное убийство свиньи и осквернение святилища. Но что случилось потом? – спросил он.
Сандерман заговорил так, как будто боль все еще жгла его, физически разъедая его внутренности.
– Одна женщина, которая ухаживала за больными, возвращалась домой и заметила свет факела. Решив проверить, в чем дело, она заглянула в святилище… При виде представшего ее взору зрелища она закричала.
Сам того не замечая, он машинально зажал ладонями уши, как будто спасая их от этого крика.
– Ловат схватил ее. Она попыталась вырваться. – Сандерман говорил еле слышно. – И снова зашлась в крике. Боже, это был жуткий, леденящий душу крик… полный ужаса. Он сломал ей шею. Не думаю, что он сделал это нарочно…
Шарлотта, Питт и Наррэуэй слушали его, не перебивая.
– Но ее крик услышали, – прошептал Сандерман. – Вскоре туда прибежали другие… самые разные люди…они увидели мертвую женщину… и Ловата…
В помещении пылал камин, однако казалось, что там царит лютый холод.
– Они набросились на нас, – продолжил Сандерман. – Не знаю, что было у них на уме… но мы запаниковали. Мы… застрелили их. – Он умолк. Казалось, он попытался добавить что-то еще, но, похоже, зрелище, представшее его мысленному взору, лишило его дара речи.
У Шарлотты перехватило дыхание.
– Их так и не нашли, – уточнил Наррэуэй.
– Нет… потому что мы подожгли здание, – хрипло произнес Сандерман. – Мы сожгли их всех… как мусор. Сделать это было легко, ведь там были факелы. Мы решили, что все сочтут это несчастным случаем.
Наррэуэй на мгновение задумался.
– И сколько их там было? – спросил он.
Сандерман вздрогнул.
– Человек тридцать пять, – прошептал он. – Их никто не считал. Разве что имам, который их похоронил.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Наррэуэй побледнел не меньше самого Сандермана, чье лицо было пепельным.
– Имам? – хрипло переспросил он. Сандерман поднял на него взгляд.
– Да, их тела достойно предали земле по мусульманскому обряду.
– Боже милостивый! – с болью в голосе воскликнул Наррэуэй.
В сердце Шарлотте впилась игла страха. Она не могла сказать почему, но что-то явно было не так, как будто за всем этим таилось нечто огромное и невидимое. Она поняла это по лицу Наррэуэя, по тому, как он весь напрягся, чего не мог скрыть даже его элегантный костюм.