От пруда к матери побежала Тети, волоча за собой деревянного льва, и Ренисенб подхватила ее на руки. Прижимая дочь к себе, она поняла, какая сила двигала Сатипи и Кайт. Эти женщины сражались за своих детей.
Тети негромко вскрикнула:
– Не так крепко, мама, не так крепко! Мне больно!
Ренисенб поставила девочку на землю и медленным шагом пересекла двор. В дальнем углу беседки стояли Нофрет и Камени. Заметив Ренисенб, они повернулись.
– Нофрет, я пришла тебя предупредить, – выпалила Ренисенб. – Ты должна быть осторожной. Береги себя!
По лицу Нофрет пробежала тень – смесь удивления и презрения.
– Значит, собаки уже воют?
– Они очень рассержены… и хотят тебе навредить.
Нофрет покачала головой.
– Никто не может мне навредить, – безапелляционно заявила она. – А если попробуют, об этом будет сообщено твоему отцу – и Имхотеп их покарает. Они сами это поймут, если подумают. – Нофрет рассмеялась: – Какими они были глупыми, со своими жалкими оскорблениями и мелкими пакостями! Все это время они плясали под мою дудку.
– Значит, ты все это спланировала? – медленно произнесла Ренисенб. – А я тебя жалела… Думала, что мы к тебе несправедливы… Теперь уже не жалею. Думаю, Нофрет, ты плохая. Когда в час суда тебе придется перечислять сорок два греха, ты не сможешь сказать: «Я не делала зла». И не сможешь сказать: «Я не желала чужого». И твое сердце, положенное в чашу, перевесит перо правды.
– Какое внезапное благочестие! – угрюмо сказала Нофрет. – Но я не причинила тебе зла, Ренисенб. Не жаловалась на тебя. Спроси Камени – он подтвердит.
С этими словами она вышла из беседки, пересекла двор и поднялась на галерею. Навстречу ей вышла Хенет, и женщины скрылись в глубине дома.
Ренисенб медленно повернулась к писцу:
– Значит, Камени, ты помог ей сделать это с нами?
– Ты не меня сердишься, Ренисенб? – с жаром воскликнул тот. – Но разве я мог отказаться? Перед отъездом Имхотеп строго-настрого приказал мне написать все, что продиктует Нофрет, по ее первому требованию. Скажи, что не винишь меня, Ренисенб. Что я мог поделать?
– Я не могу тебя винить, – задумчиво ответила Ренисенб. – Наверное, ты должен был исполнить волю отца.
– Мне это не понравилось… И правда, Ренисенб, против тебя там не было ни единого слова.
– Мне все равно!
– А мне – нет. Независимо от того, что скажет Нофрет, я не напишу ничего, что может тебе повредить, Ренисенб, – пожалуйста, поверь мне.
Женщина с сомнением покачала головой. Оправдания Камени ее не убедили. Она чувствовала боль и гнев, словно он каким-то образом предал ее. Но ведь Камени чужак. Кровный родственник, он тем не менее был чужаком, которого отец привез из далеких краев. Младший писец, которому хозяин дал поручение и который послушно исполнил его…