Отдав должное древностям, они устроились возле Вавилонского льва – перекусить тем немногим, что прихватил с собой Эдвард. Гид, милостиво улыбнувшись, удалился, но прежде настоятельно порекомендовал молодым людям посетить музей.
– Это что, обязательно? – пробормотала разморенная жарой Виктория. – А по-моему, вещи, когда на них лепят ярлычки и помещают в ящики, становятся какими-то ненастоящими. Я однажды ходила в Британский музей, и это было ужасно скучно и утомительно для ног.
– Прошлое всегда навевает скуку, – сказал Эдвард. – Будущее куда как важнее.
– Дело не в скуке. – Виктория указала зажатым в пальцах сэндвичем в сторону невзрачных руин. – Здесь присутствует ощущение… да, величия. Помнишь стихотворение? «Когда был ты Царем Вавилона, а я – христианкой-рабыней…»[15] Может, мы и были ими. Ты и я.
– Думаю, к тому времени, когда появились христиане, царей вавилонских уже не было, – заметил Эдвард. – По-моему, Вавилон обезлюдел уже за пять или шесть столетий до новой эры. У нас частенько выступают разные археологи, читают лекции обо всем этом, но в моей голове даты не задерживаются. Кроме разве что самых важных, греческих да римских.
– Тебе хотелось бы быть Царем Вавилонским?
Эдвард глубоко вдохнул и выпятил грудь:
– Да, неплохо бы.
– Ну, тогда давай считать, что ты им был, а теперь – в новом воплощении.
– В те времена люди понимали, что такое быть царем! Потому и могли править миром и наводить порядок.
– Не уверена, что мне понравилось бы быть рабыней, – задумчиво сказала Виктория. – Христианской или какой-то другой.
– Мильтон был прав: «Лучше править в Аду, чем прислуживать на Небесах», – продекламировал Эдвард. – Мне его Сатана всегда нравился.
– А я до Мильтона так и не дошла, – виновато призналась Виктория. – Но зато я ходила в «Сэдлерс-Уэллс» на «Комус». Прекрасный балет, и Марго Фонтейн танцевала словно ледяной ангел.
– Если б ты была рабыней, я бы тебя освободил. Освободил и взял в свой гарем – вон туда. – Молодой человек неопределенно махнул в сторону какой-то кучки мусора.
В глазах Виктории вспыхнули огоньки.
– Кстати, о гареме… – начала она.
– Как у тебя с Катериной? – торопливо спросил Эдвард, уводя разговор от опасной темы.
– Как ты понял, что я подумала о Катерине?
– А ты о ней подумала? По правде говоря, Викки, я очень хочу, чтобы вы с Катериной подружились.
– Не называй меня Викки.
– Ладно, Чаринг-Кросс. Я хочу, чтобы вы с Катериной подружились.
– Вы, мужчины, такие глупые… Так уж вам хочется, чтобы ваши знакомые девушки еще и между собой передружились.
Эдвард выпрямился, потянулся и, закинув руки, сцепил пальцы на затылке.