Войдя в гостиную с шерри, я обнаружил, что Джоанна вновь принялась за свои дрянные проделки. Теперь в ней не было ни малейших признаков враждебности. Она съежилась в уголке дивана и, чуть ли не мурлыкая, задавала Оуэну вопросы о его работе: нравится ли ему быть врачом общего профиля и не предпочитает ли он какую-либо специализацию? Она думает, что врачебное дело – одно из лучших в мире.
Вы бы сказали, что Джоанна – очаровательная, божественная слушательница. Но после выслушивания такого множества будущих гениев, рассказывавших ей о своей непонятости, слушать Оуэна Гриффитса было для нее плевым делом. К тому времени, как мы принялись за третий стаканчик шерри, Гриффитс рассказал ей о нескольких непонятных случаях и ранениях в таких научных терминах, что никто не понял бы ни слова, кроме его коллег-медиков.
Джоанна выглядела понимающей и крайне заинтересованной.
Я на какое-то мгновение засомневался. Это было очень дурно со стороны Джоанны. Гриффитс был слишком хорошим малым, чтобы играть с ним так легкомысленно и небрежно. Женщины действительно дьяволы.
Впоследствии я оценил осторожный взгляд Гриффитса, его длинный, волевой подбородок и твердые, упрямо сжатые губы, и моя уверенность в том, что Джоанна сможет вертеть этим человеком, поугасла. Ну и в любом случае это дело личное – позволять женщине делать из вас дурачка. Пусть доктор сам поостережется.
Потом Джоанна сказала:
– Может быть, вы измените решение и останетесь у нас на обед, доктор Гриффитс?
Гриффитс слегка покраснел и сказал, что он бы с удовольствием, но сестра будет ждать его возвращения…
– Мы ей позвоним и предупредим, – быстро предложила Джоанна, тут же вышла в холл и позвонила по телефону.
Вернулась она улыбаясь и сообщила, что все в порядке.
И Оуэн Гриффитс остался на обед и выглядел вполне довольным. Мы говорили о книгах и пьесах, о мировой политике и о музыке, о живописи, о современной архитектуре.
Мы ни слова не сказали о Лимстоке, или об анонимных письмах, или о самоубийстве миссис Симмингтон.
Мы отбросили все это, и, я думаю, Оуэн Гриффитс был счастлив. Его темное, печальное лицо осветилось, и он высказывал интересные мысли.
Когда он ушел, я сказал Джоанне:
– Этот парень слишком хорош для твоих фокусов.
– Это ты так считаешь! – воскликнула Джоанна. – Все вы, мужчины, поддерживаете друг друга!
– А почему ты охотишься за его шкурой, Джоанна? Задетое тщеславие?
– Возможно, – сказала моя сестра.
В тот день мы были приглашены на чай к мисс Эмили Бэртон в ее комнаты в деревне.
Мы решили прогуляться пешком, поскольку я чувствовал себя достаточно сильным для того, чтобы на обратном пути самостоятельно вскарабкаться на холм.