Самолёт как будто получил, подобно боксёру на ринге, хороший удар в челюсть: его подбросило, и он, свернув в сторону, закашлял засбоившим вдруг двигателем и завилял над полем. Через минуту от него отделился тёмный комок, над которым почти сразу распустился белый купол. Несколько секунд Кощей смотрел в ту сторону, то ли пытаясь сообразить, что это значит, то ли приходя в себя после нанесённого удара, а потом вдруг сорвался с места и понёсся по выгоревшей траве к видневшейся на горизонте рощице, в которую, похоже, и должен был опуститься парашютист.
Гусев, затащив оберста обратно в машину, приказал водителю, то ли всё время так и просидевшему за рулём, то ли успевшему понять, что налёт закончился, и занять своё место, ехать за князем.
Поле хоть и казалось ровным, но таковым, увы, не было. Пока ехали, их таратайка пару раз чуть не застряла, пленный, решивший было что-то сказать, едва не прикусил язык и отказался от своего намерения, а сам Сергей довольно сильно ушиб копчик. Как бы то ни было, они успели догнать князя до того, как тот занялся лётчиком.
Собственно, занялся -- это громко сказано. Князь просто неторопливо шёл к пытающемуся отстреливаться гансу, не обращая внимания на пролетающие мимо пули. И это непритворное спокойствие действовало на незадачливого вояку посильнее угроз, ругани, рычания и лязганья клыками. Расстреляв всю обойму и ни разу не попав, гитлеровец попытался вставить новую, но не успел -- сделав последний шаг, Кощей ухватил его за держащую оружие руку и одним движением сломал её. Потом, не отпуская, подтащил потерявшего соображение от боли летуна к подъехавшей машине, зашвырнул под ноги сидящих сзади Гусева с оберстом и, устроившись рядом с водителем, скомандовал:
- К дороге!
Люди, разбежавшиеся было от самолёта, после исчезновения опасности стали собираться, искать родных, близких... Находили... Иногда живых. Иногда...
То там, то здесь раздавались причитания, плач, всхлипывания, и всё это, поднимаясь над дорогой, сливалось в полный страдания вой...
Несколько секунд князь стоял на обочине, то ли вслушиваясь в этот вой, то ли вбирая его в себя, а потом негромко проронил:
- Люди!
Вой начал стихать. Непонятно как услышавшие беженцы один за другим поднимали головы и смотрели на обратившегося к ним. Кощей же опять чего-то ждал. Когда же внимание большинства обратилось на него, князь поднял руку, которой удерживал за шиворот болтавшегося большой тряпичной куклой лётчика:
- Вот тот, кто это сделал. Вот тот, кто убил ваших близких. Он ваш!