— Вот так, — сказал Хильдинг.
— Очень просторно, — сказал я.
— Да, места хватает, — сказал он. — Ты знаешь, наверное, что я был женат. Моя бывшая жена и дети живут сейчас в Салабакаре.
Он взял мое пальто и повесил его на вешалку. Я поправил перед зеркалом галстук.
— Этот дом мне достался в наследство от родителей, — продолжал Хильдинг. — Это, так сказать, мое родовое гнездо, здесь у меня точка опоры, и я даже не представляю, как я мог бы жить где-нибудь еще.
Он провел меня в гостиную.
Собственно говоря, эту комнату уже нельзя было назвать гостиной в обычном смысле слова. Здесь удивительно смешивались самые различные стили: старая массивная высокая мебель, а рядом — абсолютно современная, низкая и легкая. Большой камин был облицован красным кирпичом, а на каминной полке из зеленого мрамора стояло два подсвечника и несколько фарфоровых статуэток. Колпак над камином, сужающийся к потолку, был выкрашен в белый цвет. В одном углу стояло старое бюро, а в другом — покрытый пылью телевизор и великолепная радиола. На стенах висели картины неведомых мне мастеров, причем некоторые — в тяжелых золоченых рамах. Между двумя окнами со свинцовыми переплетами стоял большой книжный шкаф. Над шкафом висели старинные часы с маятником. Под потолком сияла огромная люстра, которая уж никак не гармонировала со всей мебелью. На балконной двери висели тяжелые шторы из красно-коричневого бархата; они оказались плотно задернуты. И вообще вся обстановка здесь была удивительно безвкусна.
У стены стоял очень современный мягкий гарнитур: диван, два кресла и низенький чайный столик. Там мы и расположились. Из маленького холодильника в кухне Хильдинг вытащил жареного цыпленка и бутылку красного вина.
— Ей надо было разойтись с Германом, — начал он. — Они совершенно не подходили друг другу. Сколько раз я говорил ей об этом; но она не послушалась меня. И я ничего не мог с ней поделать.
— Да, теперь уж наверняка ничего не поделаешь, — сказал я.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты слишком много об этом говоришь. А говорить уже не о чем. Пустая трата слов.
— Ты прав, — сказал он мрачно. — Теперь все кончено.
Он сунул в рот кусок цыпленка и стал машинально жевать. Потом отхлебнул из бокала.
— Думаю, что это Герман, — сказал он.
— Что — Герман? — спросил я.
— Думаю, что это Герман убил ее.
Он в упор смотрел на меня, пережевывая цыпленка.
— Какие у тебя основания так думать?
Он откинулся назад и положил руки на спинку дивана.
— Герман чертовски ревнив. Он шпионил за Мэртой. Ходил за ней по пятам.
Хильдинг сделал небольшую паузу, наклонился и отхлебнул из бокала. Потом снова откинулся на спинку дивана.