Но Мэрта уже не слушала меня, она вела безмолвный разговор глазами с кем-то за моей спиной. Я невольно оглянулся. В дверях, ведущих в канцелярию факультета, стоял Хильдинг Улин. Вид у него был рассерженный. Он резко повернулся и вошел в канцелярию. Мне так и не удалось возобновить нашу прерванную дискуссию. Из подъезда через весь вестибюль к нам весьма целеустремленно направлялся Герман Хофстедтер. Он коротко кивнул мне, без всякой, впрочем, враждебности, снял пальто и галоши, а затем повернулся к жене.
— Мэрта, мне надо с тобой поговорить, — начал он.
Намек был ясен. Отвернувшись, я оставил супругов Хофстедтер наедине.
Докурив сигарету, Рамселиус шумно вошел в вестибюль. Эрик Берггрен слегка придержал перед ним дверь. Они сбросили верхнюю одежду. Как только Рамселиус снял свою каракулевую шапку, его седые космы тут же полезли в разные стороны. Но Юхан-Якуб даже не пытался пригладить их. Университетские часы пробили сначала четыре четверти, а затем ударили шесть раз. На лестнице появился Харальд: он только что поднялся из «Альмы».
— Все пришли? — спросил он.
— Улин в канцелярии, — ответил я. — Все остальные здесь, кроме Петерсона, если я не ошибаюсь.
— Уже шесть часов, — сказал Харальд раздраженно. — Мы не можем начать без него.
Мы ждали пять минут. Из канцелярии вышел Улин и присоединился к нам. Харальд послал одного из полицейских позвонить к Ёсте Петерсону домой. Скоро полицейский вернулся и доложил, что у Ёсты никто не отвечает.
Тогда Харальд изменил свое первоначальное решение.
— Мы начнем, — заявил он. — А комиссар Бюгден проинструктирует прецептора Петерсона, когда тот изволит явиться.
— Быть может, Ёста решил, что начало в четверть седьмого? — предположила Мэрта Хофстедтер.
Судя по лицу Харальда, он явно не учел такой возможности.
— Во всем городе, кроме этого старого университета, шесть часов вечера означает шесть часов вечера. А здесь шесть часов означает, видите ли, четверть седьмого. Идиотизм!
Рамселиус улыбнулся широко и спокойно.
Мы спустились по лестнице, повернули направо и пошли в кафе. Это было довольно большое помещение с побеленными стенами. Благодаря сводчатому потолку и подпирающим его колоннам кафе казалось разделенным на три залы. В средней зале находился буфет. У противоположной стены две перегородки образовали нечто вроде алькова. Здесь стоял овальный стол, за которым мы и сидели во вторник. Между столом и буфетом возле колонн стояло еще два небольших квадратных столика. Однако Харальд привел нас не в среднюю залу, а усадил за круглым столом в углу в крайней зале. Здесь он сообщил нам, по какой причине нас сюда вызвали: смерть Манфреда, покушение на убийство, а также разъяснил цель следственного эксперимента. Ничего нового, впрочем, он нам не сказал. Рамселиус откинулся на спинку стула и, сложив руки на животе, закрыл глаза. Харальд заметил это и слегка закусил губы. Он не знал, что это обычная поза Юхана-Якуба, когда тот собирался кого-нибудь слушать. Если не считать Юхана-Якуба, все мы немного нервничали. Настроение было подавленное. В глубине души каждый опасался, что именно он сказал или сделал нечто такое, что теперь может быть истолковано ему во вред. Внезапно на лестнице послышались шаги. Харальд замолчал и повернул голову. В кафе вошел плотный мужчина средних лет. Очевидно, это и был комиссар Бюгден. За ним следовал Ёста Петерсон.