С давних пор Рамселиус любил поиграть с людьми в кошки-мышки. Причем сам Юхан-Якуб всегда был кошкой. Нередко эта игра принимала довольно острый характер, но у Рамселиуса никогда не было злого умысла. Юхану-Якубу просто доставляло удовольствие посмотреть, как очередная жертва реагирует на его шутки. Правда, он был довольно твердокож и не всегда отдавал себе отчет в том, что кошачьи когти могут причинять боль и даже ранить.
Я не стал ждать, чем кончится его эксперимент с Эриком, и вошел в подъезд.
В вестибюле я снял пальто и шляпу и повесил на вешалку, стоявшую у стены напротив лестницы. По этой лестнице, которая вела в «Альму», вверх и вниз сновали полицейские. Почти все они были в штатском. Харальд пока не появлялся. Перед зеркалом стояла Мэрта Хофстедтер и наводила красоту. Наши взгляды встретились в зеркале. Она улыбнулась и повернулась ко мне.
— Кажется, полиция приглашает нас сегодня на чай, — сказала она.
— Что-то я в этом сомневаюсь, — ответил я.
— Но должны же нас как-то вознаградить за то, что мы сюда пришли?
— Вознаграждением тебе будет то, что ты поможешь разоблачить убийцу. Кроме того, подобные инциденты вносят хоть какое-то разнообразие в наши серые и унылые будни.
— Да ты настоящий садист, если считаешь это вознаграждением. И ведь, как оказалось, он никого не убил.
— Кто «он»? — спросил я.
Мэрта рассмеялась, ее глаза заблестели.
— Надеюсь, ты не думаешь, что это я? — спросила она.
— Нет, у меня и в мыслях ничего подобного не было. Но он пытался убить.
— Если провидение не допустило убийства и Манфред умер естественной смертью, разве это не указание свыше, что нужно как можно скорее предать этот случай забвению? Кто это сказал: не судите да не судимы будете? Не мешало бы вам, юристам, стать немножко милосерднее.
— Рассуждения о милосердии лучше оставим для богословов, — ответил я. — На одном милосердии далеко не уедешь. Кстати, у тебя страшно примитивный взгляд на ту роль, которую играет наказание. Наказание — это вовсе не месть со стороны общества, сводящего счеты с преступником. Подумай о том, что убийца может быть опасен и для других.
— В это я абсолютно не верю, — сказала она весело. — Большинство убийств — это первое и последнее убийство в жизни данного преступника. И даже если убийцу не посадят за решетку, он никогда больше никого не убьет.
Ее глаза искрились смехом. Может быть, она просто потешалась надо мной? На всякий случай я решил сделать вид, что принимаю ее слова всерьез.
— Ты рассуждаешь так, словно не существует уголовного кодекса, — сказал я. — Неужели ты не понимаешь, что убийца может совершать все новые и новые убийства по той простой причине, что боится разоблачения?