— Последнее вероятнее, — сказал я. — Ведь Эрик видел, как он направился в четвертую аудиторию, рядом с которой находится преподавательская. К семинару ему нужно было забрать соответствующие материалы.
— Ты прав. В аудитории, где проходил семинар, лежали отпечатанные на ротаторе семинарские задания, списки присутствующих, авторучка и очки. К счастью, аудитория была опечатана.
— Но едва ли эти находки вызвали сенсацию, — заметил я.
— Конечно, нет, — согласился Харальд. — Не вызвало сенсации и содержимое портфеля. Только результаты конкурса, рукопись лекции, просьба юридического факультета прочитать лекцию да счет на четыре кроны восемьдесят пять эре из магазина красок.
В этот момент к нам подошел комиссар Бюгден.
— А вы знаете, господин прокурор, что профессор Рамселиус разгуливает в галошах с инициалами «М.Л.»? — спросил он. — Я обратил на это внимание, когда ждал прецептора Петерсона и от нечего делать ходил по вестибюлю.
— «М.Л.»? — повторил Харальд. — «М.Л.» означает Манфред Лундберг. Ну погоди, старый мошенник… А вы не ошиблись, комиссар?
— Они стояли прямо под пальто и каракулевой шапкой Рамселиуса, — ответил Бюгден. — Эту шапку я не спутаю ни с какой другой.
— Теперь я вспоминаю, что в преподавательской не осталось ни одной пары галош, — задумчиво сказал Харальд. — Только пальто Лундберга, его шарф и шапка из тюленя. А ведь на нем были легкие ботинки из тонкой кожи. Он наверняка пришел сюда в галошах.
— Я тоже об этом подумал, — согласился Бюгден. — Может быть, спросим у его жены?
— Да, пожалуй, — сказал Харальд. — Но если Рамселиус надел галоши Лундберга, кто мог забрать тогда галоши Рамселиуса? А может, Рамселиус пришел в университет без галош?
— Абсолютно исключено, — возразил я. — Юхан-Якуб всегда ходит зимой в галошах.
— Едва ли это наведет нас на след, но мне хотелось бы услышать, как объяснит свою ошибку сам Рамселиус, — сказал Харальд.
— Вечерами он обычно сидит в «Каролине», — заметил я. — Из «Альмы» он, конечно, пошел туда. Устроим облаву?
Несколько десятков метров мы проехали в полицейской машине, которой управлял Бюгден. Поднявшись по лестнице, мы вошли в вестибюль. И тут же услышали их голоса.
— А ну-ка, братец, успокойся, — доносился из гардероба голос Рамселиуса. — У тебя истерика, а это очень вредно для твоего кровяного давления.
— Какая наглость! — кричал кто-то резким неприятным голосом. — Все вы, юристы, такие! Вывернуться любой ценой! Если бы ты сразу признал свою вину, я, может быть, тебя и простил бы. Тогда это была бы ошибка, а не злой умысел. Но пытаться отрицать очевидные факты! Стыдись, воспитатель молодежи!