Так я и беседовал с Мэртой, как с черепом бедного Йорика. Но только я не был Гамлетом.
Не Терри Леннокс, а именно она научила Хильдинга Улина любить гимлит. Когда-то у нее был роман с Хильдингом. И конечно, с Германом. И со многими-многими другими…
Докурив сигарету и потушив ее о каблук, я снова посмотрел на Мэрту. На ее красивых ногах уже появились маленькие синяки. Это были трупные пятна. На горле, справа и слева, тоже были пятна, но только синевато-красные. Она была задушена. В этом я мог убедиться, не прикасаясь к ней.
— Бедная Мэрта, — сказал я ей, — кто же так жестоко обошелся с тобой?
— С кем это вы разговариваете? — испуганно спросила девица, стоявшая наверху на лестнице.
Она спустилась на несколько ступенек вниз.
— Во всяком случае, не с тобой! — отрезал я. — Занимайся своим делом.
И она тотчас же послушно исчезла.
Я думал о том, сколько времени она здесь пролежала. Судя по ее виду, она умерла уже много часов назад. Я снял галоши и, перешагнув через Мэрту, прошел во внутреннюю комнату туалета. Она была озарена светом, который проникал через двойное окно. Окно помещалось в оконной нише. Внешняя рама была по крайней мере вдвое больше. Обе рамы были распахнуты, внутренняя — настежь, а наружная — лишь наполовину. В нижней части внешней рамы торчал согнутый гвоздь. Очевидно, ее не полагалось открывать. В нише окна лежали дамские сапожки. Я взглянул на Мэрту. На ногах у нее ничего не было. На это я раньше не обратил внимания. Великолепный из меня выйдет следователь! Она, очевидно, пролезла в окно и оставила здесь сапожки. Я снова перешагнул через Мэрту и надел галоши. Едва я успел закурить свою вторую за этот день сигарету, как явилась полиция.
Это был могучий широкоплечий богатырь средних лет со светлыми, коротко подстриженными волосами. Он осторожно спускался по узкой винтовой лестнице. За ним шли еще двое полицейских. Один из них был длинный и узкий с длинным и узким красноватым лицом. И все у него было длинное и узкое. Он шел, согнувшись в три погибели, чтобы не удариться обо что-нибудь головой. Рукой он все время придерживал козырек своей фуражки. Другой был маленький и толстый. У него было широкое лицо, и он постоянно улыбался. Они остановились перед дверью, ведущей в мужской туалет, и стали смотреть на Мэрту. Богатырь нагнулся над трупом.
— Задушена, — сказал он коротко.
Долговязый встал на цыпочки и изогнулся над своим начальником широкой дугой. Толстый по-прежнему улыбался. Потом богатырь выпрямился, круто повернулся на месте и протянул мне руку.
— Комиссар Бюгден, — сказал он.