Делал я там и “Достигаева”, и “Гавань бурь” Бальзака, где ловко получилось море из натянутых веревок. Меня стали приглашать и в Ростовский ТРАМ, очень интересный театр того времени. Там я сделал оформление для “Власти тьмы” Л. Толстого.
После Ростова-на-Дону я работал в Архангельске, в Москве у А.Л. Грипича, в Кирове, в новосибирском “Красном факеле”. В 1939 году я познакомился в Москве с Ю.А. Завадским, и снова – Ростов. Для меня это был переломный момент в творческой жизни. Это был “другой этаж” творчества. Работал в Ростове в театре у Ю.А. Завадского до самой войны…
Война… Навалились воспоминания. Просвета нет, нет им начала, нет им конца – помнится всё вместе, всё одновременно. Это пока лишь чувство того незабываемого, странного и прекрасного времени, которое называется “Великая Отечественная война 1941–1945 годов”.
Сегодня воскресенье конца октября 1974 года. Тишина. Из окна моей мастерской через желтую Москву-реку я вижу крутой берег Нескучного сада, красивый, осенний. По аллее бегут бегуны. Наверное, они сдают нормы на значок ГТО. Бегут, как мне кажется, не очень – не выкладываются, вроде понарошку. А ведь это – Готов к Труду и Обороне!
Многие ли из молодых людей понимают это? Наверное нет. И если бы я не разбередил свою душу воспоминаниями о войне, то тоже бы… бегал “трусцой” своим сознанием по видимому, по происходящему перед моими глазами и видел бы, не понимая…
Прекрасная, огромная, серая с белым и красным самоходная баржа “Елец” везет аккуратно уложенные штабеля сосновых бревен. Везет, наверное, на стройку. Гуляют дети в ярком. Синие, красные, белые. Гуляют пожилые – медленно, многие с собаками. Ребята удят рыбу. Получается ли у них – не знаю, но сидят. Вообще-то должно получаться. Москва-река сейчас чистая, и рыба в ней опять есть. Во всяком случае, у нас на Фрунзенской…
Чайки, тишина, мир.
…Да ведь это Елец! Тот самый Елец, дальше которого враг не прошел. Елец, который в морозный декабрь 1941 года надо было брать обратно, отнять у захватчиков, вернуть Родине. Декабрь. Началось контрнаступление и общее наступление советских войск под Москвой. И вот сейчас я плачу… от чувства той невероятной радости, которую приносили нам радиосводки. Слышу дивный голос Левитана: “Товарищи, сегодня взяты Елец, Можайск, Наро-Фоминск, Ржев…”
В эти месяцы я работал сначала строгальщиком, потом токарем на заводе в Москве, где вытачивал всякие железные штуки. Но до завода я напилил много сосновых бревен, чтобы сделать толще накаты на дзотах и блиндажах… Вот вроде этих самых бревен, только что мирно проплывавших мимо моего окна куда-то на стройку. А было это в Карелии, в районе станции Лоухи, среди мхов, коричневых чистых речушек, прекрасных сосен и берез. На красных коврах из брусники и черно-синих из черники. В эту золотую осень 1941 года пейзаж Карельского перешейка был ослепительно прекрасен…