Что-то задумался я о глобальном, а между тем, следовало решать текущие проблемы.
– Товарищ сержант, впереди в полутора километрах дорога. Я слышу шум моторов, – доложил я командиру.
– Может, наши? – влез со своим вопросом шедший справа Борис.
– Красноармеец Чежин, – тут же сделал стойку на нарушение субординации Плужников, – наряд… отставить! Еще раз откроешь рот без приказа и не для доклада – передашь винтовку Синцову. Усвоил?
– Усвоил, товарищ сержант, – сник Борис, – больше не повторится.
Но на меня он продолжал смотреть, с надеждой ожидая ответа на свой вопрос.
– Отряд, стой! – негромко приказал Плужников и сделал знак идущему впереди Синцову остановиться, – Всем соблюдать тишину. Слушай внимательно, Нагулин.
Я прикрыл глаза.
– Колонна идет, товарищ сержант. Грузовики и пехота. Моторы не наши – немцы это, и их много. Одновременно слышу не меньше пяти машин.
– Ну, грузовики понятно, – задумчиво произнес сержант, – хотя я вообще ничего не слышу. Но в прошлый раз с мотоциклами ты все верно сказал, так что и здесь, наверное, расслышал правильно. Но пехоту-то ты как услышать мог?
– Оружие позвякивает. И этот звук размазан по широкому фронту. Большая колонна. Не меньше двух рот, я думаю.
– Так, – сержант на несколько секунд задумался, – Чежин, Шарков, догоняете Синцова и остаетесь на месте. Укрыться в зарослях и чтобы ни звука!
– Есть! – негромко ответили красноармейцы.
– Нагулин, за мной!
Когда мы отошли метров на сто в сторону дороги, Плужников тихо произнес.
– Ты хотел о чем-то спросить, Нагулин. Сейчас самое время, спрашивай.
Я вздохнул.
– Товарищ сержант, зачем старший лейтенант Федоров поднял людей в контратаку? Ну, очевидно же было, что из этого ничего не выйдет.
Плужников кивнул. Он явно ждал этого вопроса и заранее заготовил ответ.
– Это война, Нагулин. Жестокая война, в которой есть свои правила, не нами придуманные, не нам их и менять. Устав требует от красноармейца вести наступательный бой. В нем написано, что если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий. А наступательный бой заключается в решительном движении всего боевого порядка вперед и ведется путем подавления противника всей мощью огня, атаки его боевого порядка всеми силами. Вот так и действовал товарищ старший лейтенант Федоров. А ты, боец, считаешь, что нужно было бежать?
– Организованный отход перед превосходящими силами противника это не бегство, товарищ сержант, – возразил я, – Бегство – это оставление позиций вопреки приказу вышестоящего командира, а разве у товарища Федорова был приказ оборонять эту железнодорожную насыпь до последнего человека? Или, может быть, у него был приказ атаковать вышедшую из-за леса немецкую ротную колонну? Нет! Приказ у него был совершенно другой. Товарищ старший лейтенант должен был доставить доверенных ему людей в пункт сбора в Умани, где их уже ждали представители частей, понесших потери в боях с врагом. Именно этот приказ, на мой взгляд, и следовало выполнять, учитывая все обстоятельства, включая наличие у нас на руках раненых и отсутствие оружия у большей части отряда. Все, что я предлагал до боя и во время него, было направлено именно на то, чтобы сохранить людей и выполнить приказ командования. А что получилось? Вы же сами все видели, товарищ сержант.