На мою команду все отреагировали по-разному. Верулидзе, как и большинство его подчиненных, так и остался стоять на месте, удивленно глядя мне вслед. Никакой опасности он не видел, и слова мои показались ему очередным бредом, но он помнил, что только что очень сильно во мне ошибся, и эти противоречивые мысли заставили его замешкаться. Чежин и Шарков, коротко переглянувшись, рванули следом за мной. Сержант промедлил буквально секунду, после чего схватил пулемет и, негромко скомандовав своему раненому в руку подчиненному: «Боец, за мной!», бегом бросился догонять успевших уже пробежать метров пятнадцать Бориса и Василия.
Судя по данным с орбиты, по нашему лесу отрыли огонь две батареи легких пехотных гаубиц, а через несколько секунд к ним присоединились и более тяжелые орудия, швырнувшие в нас свои стопятидесятимиллиметровые «чемоданы». Артиллерийский полк сто двадцать пятой пехотной дивизии вермахта рутинно выполнял заявку пострадавшей от наших действий пехоты.
Гаубицы стояли довольно далеко от нас, так что подлетное время снарядов растянулось секунд на двадцать, но все равно мы едва успели. Я рыбкой нырнул в укрытие, постаравшись забиться как можно глубже под самый толстый ствол, поцарапал при этом спину, но даже не обратил внимания на боль. Вой приближающихся снарядов стал отчетливо слышен, когда рядом со мной упали Борис с Василием, и почти сразу за ними Плужников и его боец.
Снаряды падали группами, так как стреляли разные батареи. Первая серия стопятимиллиметровых разорвалась в поле, немного не долетев до опушки, и зацепила позиции красноармейцев лишь отдельными осколками, зато вторая легла точнее – мы слышали крики раненых. Земля ощутимо задрожала от взрывов, особенно когда в дело пошли тяжелые снаряды.
Выбирая место для нашего убежища, я был связан приказом Верулидзе занять позицию в пятидесяти метрах от штаба, но это расстояние, добавив к нему от себя еще метров двадцать, я отмерил с таким расчетом, чтобы оказаться как можно дальше от восточной опушки и как можно севернее. Я надеялся, что целенаправленно сюда бить не будут, хотя от случайностей никто нас защитить все равно не мог.
Случайность, однако, прилетела не нам. Снаряд тяжелой гаубицы прямым попаданием накрыл штабной блиндаж. Хлипкая земляная насыпь и несерьезный бревенчатый накат не смогли выдержать такого удара. Тонкие бревна, слагавшие крышу, разметало во все стороны взрывом, а землю снесло ударной волной. Выжить внутри никто не мог по определению, так что мне оставалось только констатировать, что наш сводный батальон, и так доживавший последние минуты, теперь еще и остался без командования.