— Тебя убили бы. Кроме того, ты сказал мне, что тебе нельзя, не помнишь?
Он резко развернулся в ее сторону, а в глазах его был огонь. Чувствуя настроение махаута, слон неспокойно махнул ушами.
— Полагаешь, что я врал? Что бросил Лавенереса и тебя из-за страха? Как другие? Которые теперь возвращаются во дворец и плачутся, чтобы им вернули их положение? Если бы я мог… если бы мне можно было…
Деана подняла ладонь, прервав его, прежде чем он расплачется. Потому что где-то за огнем в его глазах таилось отчаянье и бессилие, и она чувствовала, что он возненавидел бы ее, если бы она сейчас увидела его слезы.
Выпрямилась, потому что о некоторых вещах нельзя говорить, когда лежишь, а потом наклонилась к нему и произнесла решительно:
— Самий, если бы хотя б на минуту, на один удар сердца я подозревала, что ты струсил, то никогда больше не назвала бы тебя лаагваром и не позволила бы вести княжеского слона. Я клялась на воде, которую мы делили в пустыне. Если ты не мог броситься тогда в бой, значит, ты был связан силами, которым не можешь противостоять. Я знаю об этом. Так случается.
Две полосы влаги блеснули на его щеках, но теперь слезы были уместны. Эти слезы он сумел бы ей простить.
— Я должен… — он сглотнул, — должен был пойти с тобой.
— А какую бы ты заплатил цену?
Его взгляд, даже затуманенный слезами, сделался жестким.
— Она того стоила бы. Знаешь, как я чувствовал себя на пляже, когда рассказывал тебе историю Варалы и послал во дворец? Я не сомневался, что ты погибнешь. Что я обрек тебя на смерть. И я не мог ничего изменить, потому что должен был… оказаться в другом месте.
Она не спросила, где именно и что он должен был там делать. Если он не сказал об этом до сих пор — то не скажет и сейчас. Может, когда-нибудь, когда придут дни поспокойней.
— Ты должен был?
— Да.
— Значит — все в порядке.
Он покачал головой.
— Нет. Не в порядке.
— Почему?
— Потому что я не могу… не могу войти в Дом Женщин. Я пытался, но эти служанки с оружием меня прогнали.
Вот ведь. Она об этом не подумала. Как же он себя чувствовал, когда ему запретили входить в комнаты, в которые он как личный махаут имел право наведываться без малейших проблем? Думал ли, что это потому, что его считают трусом и предателем?
— Значит, потому-то ты и спрятался среди других махаутов?
— Да.
— Но ты ведь знаешь, что Дом Женщин закрыт для мужчин?
— Так говорили те служанки.
Ну, теперь она могла отыграться за «светлейшую госпожу».
— Знаешь, — начала она невинно. — У меня есть мысль. Мы переоденем тебя девочкой и проведем контрабандой.
Он мило покраснел.