Разведчики, кажется, так и не поняли, отчего старый шаман засмеялся, услышав эти вести. Коротким, лишенным радости смешком. А потом, несмотря на предупреждения и советы, в одиночку отправился на перевал.
Кеннет перехватил его в нескольких десятках шагов за лагерем. Борехед выглядел так, словно со времени их последней встречи, когда шаман уплывал по озеру в кожаной лодке, а лейтенант раздумывал, поблагодарить его за помощь или приказать застрелить, постарел лет на двадцать. Глаза его провалились еще сильнее на исчерканном морщинами лице, челюсти же выдвинулись вперед, нижние клыки пожелтели, а один явно со щербиной. Кожа колдуна была натянута и нездорово блестела, зато на лбу появилась новая татуировка, изображавшая многоглазое чудовище, пожирающее маленькую человекообразную фигурку.
Лейтенант предпочел не спрашивать, какие события в жизни Борехеда изображает этот рисунок.
Они обменялись приветствиями, завязали Узел Воды, на что Кеннет мысленно и рассчитывал, и только тогда в глазах шамана блеснула тень усмешки.
— Третий раз встречаю тебя, Красноволосый, и третий раз духи говорят мне, что я не должен тебя убивать. Может, пора бы мне поменять духов?
Кеннет кисло улыбнулся.
— Третий раз встречаю тебя, Мясник, и третий раз говорю своим людям, чтобы те не стреляли. Может, пора бы им поменять себе командира?
Шаман кивнул.
— У тебя все еще острый язык, лейтенант. Но я не хочу трепать собственным. У меня есть предложение. Ты выслушаешь меня и примешь его — или выслушаешь меня, и мы станем сражаться. Но я полагаю, что ты его примешь.
— Отчего же?
— Потому что и для тебя, и для меня важно, чтобы этот лагерь, — Борехед указал за спину, — исчез. Я ведь прав?
Он был прав. И в этом заключалась главная причина, по которой они сюда попали. Миссия Норы могла подождать день-другой: самое большее, колдуны Норы поглубже погрузятся в свои аспекты, но Кеннет не мог вот так просто отвернуться и уйти, даже если бы Борехед не угрожал ему схваткой. Он был офицером Горной Стражи, присягал прежде всего защищать жителей гор, а если бы эта орда перешла перевал и навалилась на южные племена, война была бы неминуемой. Естественно, Империя выиграла бы ее, и даже, возможно, в хрониках о ней не сказали бы ни слова, кроме сухого упоминания о «непокое» на северной границе. Но этой непокой означал бы для вессирских горцев сожженные дома, похищенные стада, кровь, пожары и смерть.
Он тяжело вздохнул.
— Чего ты хочешь? — спросил лейтенант.
— Вы поедете со мной на север. Примерно в пятидесяти милях отсюда есть место, которое я хотел бы проверить. Они, — снова кивок в сторону лагеря, бессильный кивок, — слишком боятся. А я не отправлюсь туда сам.