В город я пробираюсь по полям. На трассу выходить страшно. Ориентиром мне служит уже знакомое сияние среди черноты, восходящее к звездам. Ноги — мокрые от подтаявшего снега — гудят, измученные многокилометровым переходом. Тело — тоже влажное от постоянной испарины. Во рту — печь. Чтобы хоть как-то остудить ее, периодически забрасываю в рот горсти снега, зачерпнутого из-под корки наста. Наста… Настя… Настюха… Боже мой, я не верю… Если бы не видел сам — ни за что бы не поверил. Как же я теперь жить-то буду с таким грузом на сердце? Сдам бандитов, сдам подонков… Дойти бы только до города, до ближайшей ментовки добраться. Живым… Сопли и слезы льются по лицу ручьями. Я их не отираю. Если бы не постоянная подкачка допингом, давно бы уже, наверно, упал в снег, замерзший и обессилевший. Так бы и сдох на этом колючем насте. Насте… О Боже, какой ужас! Даже регулярные дозы кокса не могут притупить остроту воспоминаний…
Первый увиденный мною таксофон вмурован в землю на крепкой стойке около универмага «Московский». Боже, как опасно близка отсюда «Пулковская», от которой началось последнее Настюхино путешествие.
Набираю «02». Диспетчер равнодушно уточняет мое местонахождение — и перебрасывает звонок по назначению. Попридержав переживания — по телефону они ни к чему, — излагаю суть: я только что вырвался из лап бандитов, собиравшихся меня убить и убивших другого человека. За городом, на пути к Пушкину.
— Это случилось ближе к Петербургу или к Пушкину? — без тени соболезнования, чисто прагматическое уточнение. От этого, вероятно, зависит, кто займется проверкой сигнала, местные менты или пушкинские.
— Ближе к Петербургу. Почти рядом. Возле Пулковского шоссе.
— Выйдите к свету на Московский проспект и ждите милицейскую машину, она скоро подъедет.
— Я не могу выйти к свету, я боюсь… Они меня убьют… Они меня преследуют…
Молчание. Нестандартная ситуация.
— Хорошо. Где вы будете ждать наряд?
— Около универмага «Московский». В затемнении, в глубине.
— Ждите. Машина скоро будет…
Не знаю зачем, но, поджидая ментов, я загоняю в ноздрю еще одну дорожку. Пусть мне будет хуже. С неба размеренно опускаются редкие, но крупные снежинки. Упав на асфальт, тают. Конец зиме. А в ее начале мы встречали такой же — мокрый, нерешительный, пробный снег, — подставляя ладони тающим снежинкам, вместе с Настюхой. Она смеялась, сравнивая это чудо природы с кокаином. Да, одно из названий стимулятора — снежок…
Ментовский «рафик» медленно ползет вдоль универмага. Выхожу из укрытия. Приближаюсь бегом: до прогулок ли тут? По кузову — крупно: «ГРУППА НЕМЕДЛЕННОГО РЕАГИРОВАНИЯ». Мне открывают дверь салона. Четверо ментов, не считая водилы. Двое — с автоматами. Расспрашивают, что да как. Тон сочувственный. Никаких язвительных реплик, замечаний, придирок. Рассказываю все как есть.