— Ну-ка! — сказал весело Спицын.
— Не говори под руку, — процедил сквозь зубы Быков.
Цепкие клешни отвинтили крышку, подержали открытый контейнер под черным снегопадом, снова закрыли крышку и точным движением отправили контейнер в верхний люк.
— Есть! — крикнул из кессона Дауге.
Быков втянул манипуляторы в гнезда и вытер пот со лба.
Ермаков сказал тихо:
— Мне приходилось два раза наблюдать черный буран. Каждый раз перед этим были сильные подземные толчки.
— Но ведь сейчас, по-моему, никаких толчков не было, — заметил Быков.
— На ходу мы могли не заметить.
— А земля дрожит все сильнее… — Спицын прислушался. — В устье ущелья тряска была едва заметна, а теперь…
— Ближе к Голконде…
Юрковский и Дауге вернулись из кессона, оживленно обмениваясь впечатлениями, и Ермаков приказал двигаться дальше. Быков включил инфракрасный проектор. Снова поплыли, покачиваясь, стены расселины. Через полчаса «черный снегопад» прекратился, и полоса неба приобрела прежнюю оранжево-красную окраску. Напряженно манипулируя клавишами управления, Быков краем уха прислушивался к разнобою голосов у себя за спиной.
Из весьма оживленного разговора Юрковского с Дауге выяснилось, во-первых, что «черный снег» является, несомненно, вулканическим пеплом; во-вторых, что серьезно говорить о радиоактивном вулканическом пепле может только человек, «не способный взять криволинейного интеграла по простому контуру» (подобная характеристика научного бессилия показалась Быкову несколько туманной, но было ясно, что во всяком случае оба геолога не могут серьезно говорить о радиоактивном вулканическом пепле); в-третьих, что появление «черных буранов», вероятно, связано с деятельностью Голконды; и в-четвертых, что ничего определенного на этот счет сказать пока нельзя.
Несмотря на неопределенность положения, межпланетники весело позавтракали. Быков замедлил ход, наскоро проглотил два куска ветчины с хлебом и выпил целый термос шоколада. После трапезы Ермаков, Дауге и Юрковский сняли показания экспресс-лаборатории. С удалением от болота влажность атмосферы резко понизилась, упала почти до нуля. Увеличилось содержание в атмосфере радиоактивных изотопов инертных газов, окиси углерода и кислорода, температура колебалась в пределах семидесяти пяти — ста градусов. Ко всеобщему изумлению и к восторгу Юрковского, экспресс-лаборатория показала в атмосфере заметные следы живой протоплазмы — какие-то микроорганизмы, бактерии или вирусы, жили даже в этом сухом, раскаленном воздухе. Непосредственным результатом открытия явился приказ Ермакова удвоить осторожность при выходах из транспортера и обещание при первом удобном случае сделать всему экипажу инъекции комплекса мощных антибиотиков.