Потолок и стены, и даже пол, все блестело и сияло, потому что солнце без препятствий заглядывало в замок, не имеющий крыши. А в детстве я все думала, отчего этот зал такой сияющий, отчего он так красив. От солнца, которое погружалось в это хрустальное море.
Хрустальные ступени вели к черному, обсидиановому трону, на котором сидел, откинувшись назад, юноша примерно нашего возраста. На нем была золотая корона, украшенная рубинами и богатые, яркие одежды, не привязанные ни какой конкретно эпохе, стилизованные под какое-то абстрактное прошлое. Он был рыжий, светлее, чем Астрид, и тоже удивительно красивый. У него были тонкие, броские черты, и его спящее лицо казалось гениальной иллюстрацией к какой-нибудь более взрослой версии «Питера Пэна».
Вечно юный король, подумала я, так это ему задолжали мои родители?
— Привет! — громко сказала Делия, я шикнула на нее, но было уже поздно.
Вечный король открыл глаза.
И тогда я окончательно понял, что не сплю. Открытие было не из приятных. Все это время часть меня была абсолютно уверена в том, что все происходящее настолько фантасмагорично и настолько не вписывается в границы моей реальности, что просто не может быть правдой. Теперь мы с Астрид дошли до того момента, когда стоило бы проснуться и я, заскучав в этом сне, ущипнул себя за ладонь. Боль была отчетливая и реальная. Тогда стало понятно, что я, Адриан Нильсен, и моя сестра, и вправду провалились пропадом в том озере.
Что ж, стоило принять реальность таковой, какая она есть. Все дхармы, в любом случае, пусты. Если это помнить, мелкие неудачи, такие как смерть или исчезновение из собственного мира отходят на второй план. Если только здесь есть красивые девушки, а было их, кроме моей ненаглядной сестры, уже две, все вовсе не плохо. В голове закрутились, как слова песни, строки из «Сутры Сердца».
«И нет его угасания, начиная от неведения.
И заканчивая смертью и разложением.
Нет страдания и нет источника страдания.
Нет прекращения страдания.
И нет пути прекращения страдания.
Нет мудрости и нет достигнутого.»
И в целом, ничего нет. И бесконечный океан пустоты омывает иллюзию меня. В детстве я нашел среди огромного множества представляющих культурную ценность текстов, бережно хранимых мамой, сборник буддийских сутр. С тех самых пор ничему не удалось поколебать мое спокойствие. Я не принадлежал к какой-либо конфессии, не собирался предпринимать попыток выйти из цепи вечных перерождений, но мне нравилось думать, что все есть иллюзия, и даже дукха, то есть страдание, тоже иллюзорна, и даже я иллюзорен. Тогда все происходящее становилось не больше, чем фильмом. И я мог выдержать любую степень фантасмагоричности происходящего, и даже встретить ее аплодисментами. Астрид, к примеру, была куда менее довольна. А я даже отчасти подтвердил свои воззрения и узрел доказательство реинкарнации. В целом, неплохо было. Интересно, а такое редко бывало. В основном, моя жизнь была как хороший фильм, который ты смотрел уже несколько раз — приятная предсказуемость, сюжет, который радует тебя, но никогда не удивит.