Выглядим мы, наверное, совершенно невозмутимо, только вот на самом деле мы все в ужасе от места, где оказались.
Просто когда не знаешь, что делать, никуда не спешишь.
Я достаю из кармана фотографию. Мама на ней не меняется, та же улыбчивая девчушка с кривым нижним резцом. Санктина же совершенно меняется. Фотография становится влажной от капель крови, которыми испачканы ее руки в перчатках, а накидка разрезана, и я вижу дыру, будто оставленную сигаретой, там, где должно быть ее сердце.
Изображение изменяется странным образом, словно проникает в реальность, смыкается с ней, и суть, и смысл его влияют на материю. Я протягиваю фотографию остальным. Юстиниан говорит:
— Фотография это реальность, ставшая знаком.
— Там что, кровь? — спрашивает Офелла. А Ниса говорит:
— О, мама красотка, правда?
За окном в конце коридора мигают яркие звезды. Словно свет в том окне, думаю я.
А потом звезды вдруг замирают, только одна продолжает гореть и гаснуть. Я понимаю, это одна из моих звезд. Глупость.
Глупость, глупость, глупость. Мне кажется, словно эти слова раздаются в моей голове.
— Значит, мы заперты здесь? Пока за нами не придет толстая подземная чушь?
— Идеальная формулировка, Офелла. Но я не знаю, связано ли то, что мы попали обратно с подземной чушью.
Ниса не говорит вот чего: мы не знаем, выберемся ли мы отсюда на этот раз. Не было ли наше спасение просто случайностью?
Я смотрю в другой конец коридора. Мне кажется, коридор много длиннее, чем был в реальности, а в конце темный-темный, словно впадает в пустоту и темноту, такой тоннель, где еще не видно света. Звезды с другой стороны наоборот близкие, как будто заглядывают в окно.
Мы поднимаемся и оказывается, что это тяжело. Меня качает, будто мы на корабле во время шторма, кажется, что пол и потолок сейчас поменяются местами. Я успеваю схватить Офеллу прежде, чем она упадет.
— Похоже на фильм, который я снял в восемнадцать лет, — говорит Юстиниан. — Только фильтры лучше.
Я понимаю, что не ощущаю температуры. Мне не холодно и не жарко, я могу смотреть, как качаются кораблики из краски на красочных волнах, а коридор уходит в бесконечность.
И нам даже некого позвать на помощь. Но Офелла все равно зовет:
— Помогите!
— Ты правда думаешь? — спрашивает Ниса. — Что это поможет?
Я прохожу мимо нее, открываю окно. Звезды так близко, что стоит протянуть руку и можно будет коснуться их. Глупость, говорит одна, глупость.
По пустынной и сумеречной улице несется пыль. Я вижу нечто большое, словно асфальт передо мной течет, как река.
— Оно внизу, — говорю я. Так огромное, я не вижу, где его конец, вся улица занята им. В прошлый раз это существо казалось много меньше.