А черемуха, дикий виноград, амурский бархат, аралия маньчжурская, элеутерококк избрали для своих ягод черный цвет. На фоне желтой пестроты лесов эти ягоды тоже видны издалека.
В двадцатых числах сентября в хрустально-прозрачных струях речки стали мелькать какие-то почти черные крупные рыбы в темно-бордовых поперечных полосах, иные (это были самцы) с хищно загнутыми и выдвинутыми вперед зубами, похожими на птичьи когти. Рыбы упорно стремились против течения, шли по самому фарватеру, бились на перекатах. Перед ними разбегались по заливам и ямам хариусы и чебачки, гольяны и даже ленки и таймени. Это было нашествие существ воинственных и бесстрашных, сильных и жестоких к тем, кто становится на их пути. В Амуре и Уссури разбегается вся рыба, даже крупная, когда бывает рунный ход лосося! Это были первые и самые сильные гонцы осенней нерестовой кеты. В одной из головных стай мчались рядом, иногда перегоняя друг друга, Зубач и Беззубка. Он — побольше, пошире, она — поменьше, поуже.
Четыре года назад они родились чуть выше устья Барсучьего ключа, в одной из ям Моховки, в нерестовом галечном бугре. Они ушли отсюда трехмесячными мальками величиной с мизинец. Где только не побывали они за эти четыре года! «Скатившись» вниз по течению Моховки до Голубой реки, они потом попали в Амур, проплыли по нему почти тысячу километров и в конце концов очутились в Татарском проливе, отделяющем остров Сахалин от материка.
Дальше их путь лежал через Японское море, пролив Лаперуза, Охотское море, наконец, через проливы южной части Курильской гряды, ведущие в Тихий океан. Здесь, на бесконечном просторе, где было вволю любой пищи, они росли и развивались. За это время они побывали у восточных берегов Японии, потом, следуя по могучей океанской реке — теплому течению Куро-Сиво, пересекли в восточном направлении Тихий океан, кормились у западных берегов Канады. Но пришел срок, нужно было плыть домой. Океанское течение принесло их к проливам Северных Курил, потом в Охотское море, а уж местное круговое течение доставило их снова в Татарский пролив к устью Амура.
Начинался последний и самый трудный переход в их жизни — против течения. Нужно было пройти почти полторы тысячи километров до родного дома, отыскать его где-то среди сотен рек и речушек, впадающих в Амур.
Войдя в пресные воды, рыбы вовсе перестали питаться. Почему? Чтобы легче было идти? А за счет чего восстанавливать силы? Ведь впереди месяц пути, напряженнейшего труда, безостановочного движения. И тут напрашиваемся мысль: а не для того ли, чтобы сохранить в чистоте какой-то тончайший и совершеннейший химический анализатор, который позволяет лососю найти среди миллионов струй «ниточку», неповторимую в своем химическом составе, ту самую «нить Ариадны», которая приведет его безошибочно к родному дому? Ведь при переваривании пищи в организме будет происходить изменение его химизма, усложнится процесс отщепления «своей» ниточки.