А вскоре после этого случая они стали спать не по углам, а рядышком, бок о бок.
— Подружились, — торжествовал Юрий. — Может быть, начнем выпускать их на прогулку свободно? Как вы думаете, Корней Гаврилович?
— Заяц наверняка убежит, — отвечал старый натуралист. — А Фомку можно, но сначала нужно покормить его сладостями.
Утром, спустя неделю после этого разговора, Фомку выпустили на свободу, а Пишки оставили в землянке. Медвежонок сразу направился в палатку. Натуралисты с интересом наблюдали: что же он будет делать? В первую очередь Фомка принялся знакомиться с обстановкой. Он обнюхивал и с интересом рассматривал каждый предмет, потом полез на складной столик и опрокинул его на себя; как ни в чем не бывало выкарабкался из-под него, полез под бударинскую раскладушку и вытащил оттуда его сохатиные бродни, связанные вместе. Обнюхал их, прижал передними лапами к полу и попытался рвать зубами.
— Стоп-стоп, дружище, такой гость нам вовсе ни к чему!
С этими словами Корней Гаврилович поймал его за загривок и выдворил из палатки. Но от гостя не так-то просто оказалось отделаться, он вновь и вновь норовил ворваться в палатку. Пришлось дать ему хорошего шлепка по заду и отнести на берег старицы. Медвежонок порычал, свирепо позыркал своими лилово-мутными глазками на человека с бородищей и принялся лакать воду. Потом залез в старицу по самую шею и стал брызгаться, купаться — стояла жара.
Еще два раза попытался он прорваться в «запретную зону», но снова получил по крепкому шлепку. На этом урок закончился. Фомка больше не лез, куда ему запрещали.
Теперь он большую часть времени бродил по зарослям черемухи, лазил по деревьям, вволю купался, а то гонялся за кабарожками; уж очень ему нравилось, как они улепетывают от него. Но от землянки надолго не отлучался — нет-нет да заглянет к своему дружку-пленнику. Когда же Пишки выводили пастись, Фомка не отходил от него. Старик Пишки был не слишком расположен к веселым играм, однако иногда в шутку начинал осторожно барабанить передними лапами по Фомкиному животу, когда тот опрокидывался на спину подле друга. Это, видимо, доставляло удовольствие игривому медвежонку, он становился назойливым. Тогда Пишки попросту переставал обращать на него внимание. Если же тот продолжал досаждать ему, Пишки становился на задние лапы в угрожающей позе; эта поза хорошо была знакома Фомке с тех пор, как заяц свирепо обрушился на него через сетку.
Позже натуралисты выпустили Пишки из землянки, и он стал пастись вблизи бивака.
Теперь, когда они готовились покинуть Моховую падь, возник вопрос: брать Пишки о собой или оставить в тайге? Мнения разделились. Молодые натуралисты предлагали взять зайца с собой и сдать на базу зооцентра, где он мог бы спокойно дожить свой век. Корней Гаврилович и Кузьмич рассуждали по-другому: заяц старый, хорошо приспособлен к условиям, в которых родился и вырос, и ему трудно будет привыкнуть к неволе, перестроить свой характер. В конце концов было решено не брать с собой Пишки.