Сквозь мартовские снега. Лесные шорохи (Грачёв) - страница 137

А вон там, возле небольшой наледи на Моховке, бегала норка Свира. Пунктир ее следов помельче, чем у Брока. Не иначе как где-то неподалеку отдушина во льду. Так и есть, под самым берегом видна пропаринка. Здесь норка вышла, значит, где-то рядом нора. Хорошо устроилась Свира: еда рядом, в воде раки, мелкая рыбешка, лягушки. А в убежище мороз не достанет!

Но почему сюда заходит выдра Ласа? Ее след — нескончаемая бороздка, проделанная хвостом в снегу, и два пунктира пятачков, чередующихся по бокам бороздки. А может, это прошел кто-нибудь из ее детенышей? Возможно. Ведь зимой охотничья территория выдр увеличивается, так что не исключено появление здесь если не самой Ласы, то кого-нибудь из ее потомства.

Остается еще разобраться в следах, которые там и тут избороздили чащобу вейника. Конечно же, это бродил изюбр Гру. Наверняка он пасется где-то здесь. Вон съедены метелки, будто косой срезаны. А вот и его лежка — в самой густой заросли. Видно, он решил тут и зимовать. Кругом еда, ветер сюда не проникает, никто ему не угрожает в зарослях. Черный Царап спит, Амба-Дарлы нет в живых, а рысь Фура его не настигнет здесь. А придет весна — отправится он на склон Горбатого хребта глодать побеги аралии и элеутерококка…

В ту пуржистую мартовскую ночь кое-кто из камчатских радиолюбителей до самого утра не снимали наушников. Прослушивая, по обыкновению, сигналы в диапазоне коротких волн, они уловили подозрительно повторяющиеся позывные на волне 22,358. В эфире звучал беспокойный, какой-то особенно напряженный писк морзянки. Впечатление было такое, будто маленькая птаха-мать, потерявшая птенцов, в тревоге и отчаянии мечется где-то в снежной кутерьме над гористыми просторами полуострова и беспокойно кричит, зовет: «Пи-пи, пи-пи-пи, пи-пи, пи-пи-пи». Потом как бы на помощь ей приходил усталый мужской голос: «Житнев, Житнев, Житнев, как слышите меня, как слышите меня? Я — Бальзам, Я — Бальзам. Ответьте. Прием, прием».

Но безвестный Житнев не отвечал. И тогда из далей дальних вновь появлялась птаха-мать и в отчаянии продолжала свой нетерпеливый зов: «Пи-пи, пи-пи-пи, пи-пии».

Среди тех, кто поймал радиосигналы «Бальзама», оказались вулканологи Никита Колодяжный и Игорь Храмцев.

Одинокая бревенчатая избушка, в которой они ютились в то время, затерялась среди безлюдных просторов так называемого Лавового плато, у подножья одного из вулканов. Месяц назад они вместе с собачьей упряжкой были заброшены сюда вертолетом в связи с «беспокойным» поведением вулканов, примыкавших к Лавовому плато с юга и северо-востока. Вулканологам вменялось в обязанность ежедневно сообщать в институт результаты своих наблюдений за вулканами Кизименом, Двухглавым, Кроноцким, Карымским и Толбачиком. В дальнейшем, когда поступит указание, им предстояло переехать на собачьей упряжке в Долину гейзеров, провести по пути соответствующие наблюдения и выехать к побережью Тихого океана в районе Кроноцкого залива.