Вот и сейчас Ласа, оказавшись на суше, не переставала чутко прислушиваться ко всем звукам, проникавшим в ее укромное убежище. Вдруг она перестала терзать добычу и подняла кверху свою по-рыбьи уплощенную мордочку: со стороны леса послышался подозрительный шорох. Прошла минута, другая. Тихо. Снова прильнула к добыче и снова вскинула мордочку: треснула ветка… Тревожный, еле слышный писк матери заставил насторожиться и выдрят — они затихли.
И вдруг над обрывчиком послышался оглушительный треск, что-то грузное, путаясь в бахроме корней, шлепнулось рядом в воду. Росомаха! Забыв о детях, а может быть, уверенная в их находчивости, Ласа стремглав юркнула в сторону и кинулась в заводь. Она ушла на самое дно и там замерла.
Муть, поднятая падением Буги, мешала разглядеть что-либо вблизи берега. Ласа долго лежала без движения, ожидая, когда она осядет. Но муть все стекала по откосу с берега: видно, Буга, сидя в воде, жрал там тайменя. Неожиданно Ласа разглядела неподалеку от себя двух своих детенышей. Они так прилипли ко, дну, слившись с его рыжевато-темным цветом, что их почти невозможно было заметить. Это были дочки. Но где же храбрец, первым поймавший на берегу лягушку?
Не мешкая, Ласа подползла к детенышам и повела их к норе. Возле входа в нору она обнаружила храбреца. Он заглядывал в нее, видимо, не решаясь залезть в убежище.
Вскоре все семейство поднялось по норе в свои апартаменты. Мать накормила детенышей молоком, и они быстро уснули. А она еще долго облизывала их шубки, а потом принялась за свою, ибо чистота — залог здоровья. Пройдет еще немало дней, пока Ласа выведет детенышей из норы.
Корней Гаврилович Бударин, старый зоолог, как-то сказал о себе:
— У меня, кажется, уже окончательно выработался рефлекс, присущий перелетным птицам. Как их с наступлением весны манит в полет, так и меня неотступно тянет в тайгу, в просторы…
Нынче уже в марте на его письменном столе появилась карта южной части Сихотэ-Алинских гор. Это как раз тот район, где находится Моховая падь: она лежит у самой северной границы карты, с западной, материковой стороны системы гор. Время от времени, большей частью на досуге, по вечерам, Корней Гаврилович расстилает карту на столе, склоняется над ней, поставив левую ногу на стул и облокотившись левой рукой на колено, и теребит пальцами роскошную седеющую бороду-лопату. В пальцах правой руки он вертит красный карандаш. Карандаш слегка касается то одной, то другой жилки — речушки или ключа, бродит между ними, пересекает извилины горизонталей. А ученый думает, по часу, по два. Чего он ищет?