Но было у гнезда одно уязвимое место, явный «инженерный» просчет: большая парусящая площадь сооружения и слишком тонкая опора — усохшая макушка кедра. Наверняка древесину давно уже разрушают жуки-усачи, и придет день, когда ветер сломает макушку. Об этом подумал Юрий, разглядывая в бинокль вершину кедра у основания развилка. Здесь вся древесина была иссечена лесными вредителями, издолблена дятлами и стала даже ноздреватой. Казалось удивительным: как это она до сих пор выдерживает такой груз? Может быть, орланы умеют каким-то неведомым чутьем определять допустимую прочность? Давно ведь известно, например, что в сейомоопасных районах собаки начинают выть, а кони и другие животные мечутся и даже убегают из селений уже за сутки до катастрофического землетрясения.
Занятый своими наблюдениями и раздумьями, Юрий не замечал, как бежит время, и даже как-то не чувствовал боли в онемевшем теле. Он сидел в самой гуще веток, неподалеку от макушки ели, примостившись верхом на двух соседних ветках и опершись спиной о ствол дерева. На шее у него висели бинокль и фотоаппарат с телеобъективом, из-за пазухи торчала тетрадь с привязанным к ней карандашом. Он фотографировал прилет орланов, кормление птенцов, отлет, отмечал время появления родителей с добычей.
А родители работали в этот день до седьмого пота. За день они принесли семь гадюк, десятка полтора лягушек, с десяток рыбин. Это только детенышам. Видимо, столько же, если не больше, они съели сами. Юрий безошибочно отличал орлицу от орлана: она была чуть поменьше супруга, а главное, более искусно кормила птенцов. Однажды она, должно быть намеренно, бросила в лоток гнезда живую гадюку. Что тут началось! Сначала орлята пятились от змеи, извивавшейся длинной плетью по гнезду. Орлица несколько раз прикоснулась к ней клювом, как бы показывая, как нужно поступить с добычей. Наконец, орлята ухватили змею за голову и за хвост и разорвали ее посредине. Орлица, настороженно наблюдавшая за сражением, прижала мертвую гадюку когтями, стала отрывать от нее куски и раздавать их птенцам.
Дважды за этот день в отсутствие орланов возле их гнездовища появлялись вороны. Судя по размерам и более светлому оперению, это были молодые. Но стоило им покружиться с минуту около гнезда, как тут же появлялся кто-нибудь из орланов, и воронье поспешно улепетывало с громким «карр! карр!»
Лишь незадолго до заката солнца, когда орланы окончательно устроились на покой, Юрий, уставший до изнеможения, бесшумно покинул свой наблюдательный пост.
Сергей Прохоров наблюдал за гнездовьем черных ворон с удобного уступа на скале, нависающей над Моховкой чуть выше Барсучьего ключа. Случайно он обратил внимание на ворону, которая все время что-то долбила у самой кромки берега на галечнике, в сотне метров от скалы. Приложив к глазам бинокль, он разглядел крупную ракушку-перловицу. Ворона, по всему видно, пыталась раздробить ее. Убедившись в тщетности этого занятия, она взяла ее в клюв и взлетела. Вот она поднялась почти вровень со скалой, на которой лежал наблюдатель, потом резким движением устремилась вниз… В тот же миг ракушка выпала у нее из клюва. Затем хитрая ворона опустилась на то место, где упала ракушка, и стала ее клевать. Ракушка была раздроблена, разбита о камни!