— Логично, — кивнул Кузя.
— Тогда зачем он вел меня назад? И сейчас он сел бы с нами в автобус, если бы успел.
— А тебе не кажется, что он очень уж грубо тебя «вел»? Слишком уж заметно.
— Либо он идиот, либо считает меня сопляком и идиотом, причем последнее вернее. Но, между прочим, засечь его было не так уж и просто. Нас на занятиях этому учили. Но что делать со всем этим?
— По-моему, надо позвонить Есакяну. Он скажет, что делать, — предложил Кузя.
— Послезавтра я встречаюсь с отцом. Вот, пожалуй, его и спрошу, — задумчиво проговорил Тимур.
— Тоже верно, насколько я знаю, тетя Маша именно к нему и обращается в таких случаях. Ты ей сказал об этом типе?
— Нет, пока не хочу ее беспокоить, сами разберемся.
— Попробуем, — не очень уверенно сказал Кузьма.
Аня Григорьева лежала в темно-розовом гробу с белоснежными кружевами…
Очень хочется сказать, что она лежала, как живая, как будто просто спит и вот-вот откроет удивленные глаза и румянец заиграет на ее полных щеках. Но нет, у Маши Рокотовой такого ощущения не было. Хотя румянец на Аниных щеках был, заботливо нанесенный работниками похоронной фирмы. И даже пресловутая слеза скатилась из-под ресниц, когда начала отходить в тепле ритуального зала морговская заморозка. И губы покойной кривила странная усмешка, словно она хотела сказать собравшимся: теперь я одна знаю то, чего вы не знаете. Но у Маши не возникло никаких иллюзий: Анна умерла окончательно, бесповоротно и навсегда. Может, она и в самом деле встретится теперь с теми, кого она любила: с Леночкой, с родителями, с Цацаниди, наконец.
Рокотовой было очень грустно. Очень жаль Аню, которая и так-то не видела большого счастья, да еще и окончила эту жизнь вот так страшно, от руки неведомого убийцы, которого никто не найдет и никто не накажет. Маша прекрасно понимала, что убийство стало в наши дни таким обыденным делом, что милицию ни за что не убедить в том, что Григорьева не по собственной воле ушла из жизни.
А что, если и в самом деле можно узнать имя преступника у самого убитого? И тогда можно будет засадить на зону ту сволочь, которая накачала Аню Григорьеву «Дигоксином». Только ведь суд не примет такие необычные доказательства вины… Ну и что? Зная имя убийцы, можно будет найти и другие, более привычные для суда доказательства. Да и прибор, в конце концов, запатентуют. И что тогда? И тогда больше не будет совершено ни одного умышленного убийства! Ни одного!
Маша вдруг даже вспотела от возбуждения. Это же и есть единственный способ сделать неотвратимость наказания фактом.