Значит, документы все же надо найти. Но почему искать их должна именно она? Да потому что она получит от этого банальную материальную выгоду. Сама она с этими документами, конечно, ничего сделать не сможет, но она продаст их тому же Стольникову и заставит его посредством прибора выяснить, была ли смерть Ани самоубийством. Если нет, то пусть узнает, кто ее убил. Возбудят дело, убийцу поймают, а Маша получит Анину страховку, целых пять тысяч. И всех этих денег хватит, чтобы, не продавая доставшуюся в наследство квартиру, заплатить за поступление мальчишек в вузы. Впрочем, надо бы сначала посоветоваться с Камо. Или с Ильдаром.
Тонкая церковная свечечка в Машиной руке вдруг тихо затрещала, зашипела и погасла, развеяв в дым все меркантильные мечты. Где искать-то? Даже Григорьева всего лишь догадывалась, где искать диск с документацией. Надо об этом подумать…
Приглашенный Витей Горошко батюшка все еще отпевал Аню, помахивая вокруг гроба кадилом. За легким дымком напротив себя Маша видела красивое лицо Стольникова. Может, он задумался и забыл, где находится, или не считал нужным изображать скорбь, но лицо его светилось, как медный таз, и он широко улыбался, поблескивая белоснежными зубными протезами.
Рядом с Машей всхлипывал Горошко. Кажется, он был единственным в этом зале, кто по-настоящему оплакивал Аню. Маше было совестно признаться, но на ее глаза слезы уже не наворачивались: возможно, она переборщила сегодня утром с валерьянкой, а скорее всего, уже отплакала по Анюте дома, у ее пустой постели. Отплакала — и отпустила.
Батюшка снова пошел с кадилом вокруг гроба, и тут Маша увидела женщину в черном платке, которая тоже плакала. Слезы просто ручьями текли из ее опухших глаз. Платком она зажимала рот. Плечи женщины судорожно тряслись.
Маша не удержалась и тут же тронула Горошко за локоть:
— Вить, а кто эта дама в черном платке, вон, видишь, плачет?..
— Тише, — зашипел Витя. — Нельзя во время отпевания.
— Да ладно, Аня была еврейкой, ей не важно, как ее отпоет православный священник.
— Да ты что! Я не знал, — горестно воскликнул Горошко.
— Ничего, лишнее не будет. Так кто это?
— Это Катя Густова. Странно, что она пришла.
— Почему странно? — спросила Маша. — Ты ей звонил?
— Нет.
— Значит, я звонила.
— И ты не звонила, — прошептал Витя. — Ее номера в книжке не было.
— Она Ане-то кто?
— Точно не знаю, видел у Григорьевой. Дела у них какие-то были.
— Ладно, я потом к ней подойду, — сказала Маша, зажигая свою вдруг погасшую свечку от Витиной.