— Нет, на дискете.
— А архив своих статей хранишь в виде газетных вырезок?
— На компактах.
— Вот такой компакт они и искали. Цацаниди тоже хранил свои архивы на дисках. Он хоть и старый был, но с компьютером управлялся прекрасно. А что сам не успевал, то я ему оформляла. Мы почти все успели в электронный вид перевести: монографии, статьи, заметки, отчеты… Даже истории болезни и личную переписку. Что не успели, я сейчас добиваю. Шеф оставил очень подробное завещание, его содержание в части архивов и документов мне известно. Там точные распоряжения: что, кому и когда передать. Но одного диска нет.
— А может быть, его и не было? — предположила Маша.
— Не может, — отрезала подруга. — Совершенно исключено. Это как раз самая важная часть работ, дело всей жизни Константина Аркадьевича. Более того, в завещании документы по этой разработке оговорены особо… Но и не это главное.
— А что?
— Понимаешь, эти работы касаются совершенно уникального изобретения, прибора, который произведет революцию, просто потрясение в нейрохирургии. Да что там в нейрохирургии! В политике, в криминалистике, истории… Во всех научных и общественных сферах… Это Нобелевская премия, даже сомнений нет!
Знакомый холодок мгновенно пробежал по позвоночнику Маши: Рокотова, как опытный журналист, почуяла, что пахнет сенсацией. В крайнем случае, хорошим материалом на целый разворот. Обычно интуиция ей не изменяла, но здесь… Как-то уж очень сомнительно.
— Аня, ты прости, а ты не преувеличиваешь? И нейрохирургия, и политика, и история… Как-то это все, ну, не стыкуется что ли…
— Еще как стыкуется! И нигде в мире нет не только ничего подобного, даже наметок, даже робких шажков в этом направлении нет. А у Цацаниди был готовый прибор, испытанный на пациентах и показавший невероятные результаты, ошеломляющие!
Аня вскочила из-за стола и теперь нервно ходила по просторной кухне. Лицо ее раскраснелось, а глаза горели каким-то фанатичным огнем.
— Я должна найти этот диск во что бы то ни стало. Ради науки, ради Цацаниди, ради тысяч людей, которых спасет этот прибор!
— Что за прибор-то? — не выдержала Маша, которая была крайне удивлена, что остались, оказывается, еще люди, готовые что-то делать не ради денег, а ради науки, людей… — Ты говоришь об этом изобретении так, будто оно, ни больше, ни меньше, способно воскрешать людей из мертвых.
— Не надо так говорить! — вдруг взорвалась Григорьева. — Ты же просто не понимаешь! И не поймешь, и не поверишь! Они тоже не верят!
Аня уже кричала, она была на грани нервного срыва.
— Прости, Анюта, сядь. Давай-ка я тебе корвалольчика накапаю. Или что у тебя там есть? Валерьяна?