Мрякул юркнул в логово и, выгнув спину, встал у изголовья мальчика.
– Да что тут у вас? – согнувшись вдвое, чуть ли не на карачках мужчина пролез в недра старого дуба.
Из сумрака догорающего вечера оказавшимся во тьме дупла глазам требовалось время для привыкания, чтобы хоть что-то разглядеть, но этого не понадобилось, гостю достаточно было и слуха – судя по стонам и бормотанию, там лежал больной человек. Подросток.
– Не шипи, зверь, не со злом я. Помочь хочу, – буркнул человек мрякулу и аккуратно вынул из укрытия тело мальчика наружу.
Закат давно прошел, и ночь постепенно подбиралась с восточной стороны, зажигая в высоком небе звезды. Пришедший на лодке человек прижал тощее тело к своей груди, с сосредоточенным видом ощупал позвоночник, бережно положил мальчика на траву, задрал рубаху, осмотрел набухшие раны, негодующе качая головой и цокая языком. Принюхался, глянул на перевязанную ногу, развернув грязные бинты.
– Ох, же-е, черт! Ну, малой, как же тебя так-то, а? Ну, ничего, ничего, потерпи еще немного, – при этих словах он подхватил мальчика на руки, словно пушинку, и понес к лодке.
Мрякул, круживший поблизости, тут же заскочил в плоскодонку и улегся рядом с ребенком. Положил свою голову другу на грудь, замурчал. Весло опустилось в воду, оттолкнулось от суши. Лодка шла быстро. Потом мальчика долго несли, что-то приговаривали, но он плохо понимал происходящее и не мог отличить явь от бреда.
Калину казалось, что он говорит то с Лешим, то с Лютом, то убегает от грузной поварихи, которая перекинулась в зомби и теперь хочет его сожрать… То вдруг эта повариха превращается в Базиля, сожалеющего о том, что его не оказалось рядом, и подхватившего Калина на руки, уносящего его в неизвестном направлении. Потом привиделись жуткие личины и призраки, один из них, очень страшный, поил его животворным напитком, раздевал и клал в естественный, природный колодец, но вода в нем не была ледяной, как ожидалось, она была теплой и даже приятной по ощущениям. Боль, грызущая все тело, утихала, отступала, и становилось так хорошо и спокойно, что хотелось петь, но из горла раздавалось лишь мурчание, схожее с кошачьим. Калин не успел расслабиться, как вновь увидел толстую повариху. Она, глядя белесыми глазами в пространство перед собой, резала морковь, не замечая, как та закончилась, и в ход пошли уже собственные пальцы. Мрякул вдруг запрыгнул на стол, ухватил кругляш и приступил к трапезе, мурча.
– Не ешь это! Выплюнь! Плюнь, говорю! – орал Калин Полкаше, который с аппетитом уплетал фаланги женщины-зомби.