Десятник промокнул салфеткой губы и с неудовольствием придвинул к себе исписанные ровным мелким почерком листы, бегло прошелся взглядом по строкам.
– Хм… а это уже интересно, – подумал он. – Кажется, Боги услышали его обещание о десятине в дар Храму и милостиво решили устроить своему любимчику небольшое развлечение.
Десятник гвардейцев бросил старому туину:
– Отсылай. На смотр я сам поеду, а то насуете всяких корявых, знаю я вас, – заявил он скривившему недовольную гримасу управляющему, уже предвкушая сценарий завтрашнего дня.
* * *
Главная приграничная площадь, если ее можно так назвать, имела унылый, скорбный вид, и, глядя на нее глазами столичного жителя, десятник преисполнялся непонятной брезгливостью к местным жителям и к их быту. Про каменные дороги и мостовые тут, похоже, и не слышали никогда. Убогие прилавки в покосившихся одноэтажных строениях, которые являлись, как он понял (о, Боги) торговыми лавками, больше напоминали свинарники, и то, как в них можно было найти что-то приличное, так и оставалось загадкой. В центре площади размещался колодец с множеством желобов, расходившихся в стороны от него наподобие солнечных лучей, размером каждый из них по двенадцать шагов и глубиной – в локоть. Эта деталь крестьянской смекалки его заинтересовала, и, чуть поразмыслив, он нашел ответ на вопрос, для чего все это нужно. Оказывается, эти желоба позволяли напоить одновременно несколько вьючных животных, не создавая очереди, и более того, имели еще уйму практических применений: стирка, мойка, и банально могли заменить в знойный день фонтан. Подойдя к ним и устроившись в непосредственной близости от открытой колодезной воды, вполне можно отдохнуть и освежиться. Оставив заметку себе в голове, как можно больше узнать про это, десятник «вернулся на землю» и перешел к решению государственных дел.
Заложив за спину руки с зажатой в одной из них искусно сделанной нагайкой, Крам медленно шел вдоль неровного строя, хлюпающего носами и местами подвывающего.
– Эта, – остановившись напротив высокой, стройной и белокурой девушки годов четырнадцати, указал на несчастную скрученным хлыстом и так же неспеша двинулся дальше. За спиной раздались жалобные стенанья, грубый окрик его солдата и резкий звук хлыста, ударившего вхолостую оземь.
– Голову подыми, – велел командир, пытаясь рассмотреть очередную жертву закланья.
Низенькая, возраст непонятен, на вид ей можно дать как десять, так и тринадцать лет, но довольно миловидная. Медленно подняв голову, она уставилась исподлобья на человека, решающего ее дальнейшую, судьбу сухими, злыми глазами, полными ненависти и желания вцепиться в горло.