Юр недобро усмехнулся и угрожающе оскалился:
– На недоим нужно было средства выделять, чтобы беды этой не случилось, а теперь засунь упомянутые средства себе знаешь, куда?
Сделал шаг вперед, но вовремя остановился, нервно повел плечом, борясь с желанием придушить этого человека, отвернулся от греха подальше, и отошел в сторону, все так же сжимая кулаки и громко сопя, как бык.
К нему подошел Калин.
– Батя, пусть вольную мне даст или что там делается, чтобы со счетов человека списать. Не хочу, чтобы у вас проблемы были после моего ухода.
Юр зажмурился на миг, скрипнул зубами – решение это давалось непросто, с болью на сердце, и, не поворачиваясь, заговорил со Стривором:
– Ты слышал, о чем мой сын попросил? Выпиши ему вольную, Стривор.
Глаза старика удивленно округлились, он стоял и переводил взгляд свой то на мальчишку, то на его отца.
– Ну… а… э… – замялся управляющий. Подобное никак не входило в его планы – потерять еще одного человека. Да князь точно с него шкуру спустит по приезде. – Зачем это еще? Куда это он собрался уходить? Нет, не пущу!
Юр стоял все так же спиной к старику и говорил не громко, но слышно, потихоньку набирая обороты:
– Хочешь помочь, так помоги! – пробасил он. – А если нет, так на эту тему и говорить тогда не о чем больше до приезда князя. И еще. С семьей Савы разберись: у него сына забрали, которому двенадцати лет отроду не исполнилось, – не спеша развернулся к Стривору и уперся в несчастного тяжелым взглядом, – так же, как и моим дочерям.
Но старик недаром занимал свое место, и сломить такой характер было сложно.
– Крут ты, Юр. Да, род твой древний, фамильный, понимаю, что по крови ты выше меня, но управляющий тут пока что я, и ты мне не указ. Как сам решу, так и будет. Не дави басом своим, – ответил он не менее властным и командирским голосом, одарив Юра сердитым взглядом человека, знающего себе цену.
Юр выдержал «обратку» и, усмехнувшись ядовито, продолжил:
– За язык тебя не тянули, сам с помощью вызвался. Тебе сказали, в чем она надобна, так помогай, а нет – так на нет и суда нет. Князь вертается, тогда все и порешает: и как обиду загладить, и как дело уладить. Да и ему виднее, чего ты мог сделать для сохранения его народа, а чего – нет.
Управляющий заметно побледнел. Сухо закашлял в кулак.
– Водички бы, – выдавил он хрипло, – чего-то в горле пересохло.
Девочка лет семи, видимо, подосланная родителем, поднесла Стривору деревянный резной ковш с колодезной водой. Дед благодарно кивнул, принимая посудину, и жадно приложился к краю, капая себе на рубаху.