Матвей уже ничего не слышал. Он вскочил, перевернул стул. Бросился к перегородке, за которой стояли кровати, врезался в одну из них и упал. Снова вскочил, обхватив руками голову, рванулся к двери.
– Моя голова! В ней кто-то живет! Убирайся! Убирайся!
Расталкивая людей на платформе, Субботин спрыгнул на пути. Выдернул из кобуры пистолет. Приставил ствол к виску.
– Не хочешь по-хорошему?! Будет по-плохому! Получай!
Грохнул выстрел. Матвей с дыркой в виске растянулся на шпалах.
На целую минуту станция «Дзержинская» погрузилась в тишину, а потом превратилась в растревоженный муравейник. Субботина узнали. В станционном зале появились вооруженные люди с одинаковыми каменными лицами. Они остановились у края платформы, не подпуская никого к тому месту, где лежал Матвей, но перед Корбутом расступились.
Профессор, продемонстрировав молодецкую удаль, спрыгнул вниз. Он очень спешил. Приподнял руку Субботина, пытаясь нащупать пульс. Потом осмотрел голову. Пулевое отверстие на виске его не интересовало. Корбут сосредоточился на шишке, из которой сочился желтый гной.
По приставной лестнице уже спускались люди в белых халатах. Михаил Андреевич сел на корточки и подцепил пинцетом, который прятал в сжатой ладони, черную личинку, копошившуюся внутри нарыва. Личинка упала на шпалу.
– Что произошло, Михаил Андреевич? – спросил первый из подбежавших врачей.
– Товарищ Субботин обратился ко мне с просьбой осмотреть рану на голове. Травма была пустяковой. Дело не в ней. – Корбут раздавил каблуком личинку овода. – Судя по всему, Субботин давно болел. Посмотрите на воспаленные лимфоузлы за ушами. Рак. Ослабленный организм уже не мог сопротивляться инфекции. Перед тем, как свести счеты с жизнью, товарищ Субботин бредил. Полюбуйтесь, он зачем-то отрезал себе палец. Уверен, что если сделать вскрытие, мы увидим – метастазы успели добраться до мозга.
– Я не позволю вскрывать моего мальчика! – Появившийся у края платформе дородный мужчина начальственного вида замахал руками. – Резать его после того, как он умер?! Ни за что! Мой мальчик! Мой дорогой мальчик! Мой…
Лицо соратника Москвина сделалось пунцовым. Глаза выкатились из орбит. Он упал на колени, а потом завалился на спину.
Корбут взглянул на шпалу, где расплылось черное пятно раздавленной личинки, и пошел к лестнице, ведущей на платформу. Врачи «Дзержинской» уже столпились вокруг Субботина-старшего. Один бросился к профессору:
– Инсульт! Похоже, правая сторона тела парализована!
– Плохо. А на вскрытии я все-таки настаиваю, поскольку был последним, кто оказывал медицинские услуги товарищу Субботину. Не хочу недомолвок и подозрений.