Марта и Сезар радушно приняли жену сына. Да и надо отдать должное Вилме: она относилась к ним с уважением, быстро усвоила весь уклад жизни семье Толедо и легко вписалась в него. И все равно, все равно они были очень разными, Вилма и Энрики. Марта не переоценивала своего сына, прекрасно отдавая себе отчет в его неуемной страсти к женщинам. Но Вилма шла замуж с открытыми глазами, и если она решилась на это замужество, значит, знала средство, способное приворожить такого ветреного мужчину, как Энрики. Вскоре после свадьбы Вилма забеременела, и не было мужа заботливее и внимательнее Энрики, готового исполнять любую прихоть хорошенькой жены. При всех своих недостатках Энрики был человеком семейным и чадолюбивым. И, тем не менее, Вилма все больше и больше раздражала его постоянной ревностью, капризами, бесконечными разговорами о тряпках и прическах. Марта пыталась дать понять Вилме, что Энрики, хоть и гордится красотой и шармом жены, все же нуждается в каком-то участии, поддержке, элементарном понимании. Но Вилма либо не понимала ее намеков, либо претворить жизнь советы свекрови было выше ее умственных способностей. Энрики продолжал волочиться направо и налево, Вилма продолжала устраивать ему скандалы, а их брак неумолимо катился к своему логическому завершению. Появление Селести поставило точку в их взаимоотношениях.
«Как странно устроена жизнь! — думала Марта, глядя на яркую луну. — Ушел Гильерми, но появился Гиминью-моторчик, и сын словно вернулся ко мне. Стала чужой Вилма, и в доме поселяется очаровательная Селести, которую трудно не полюбить». Марта поставила их рядом – Вилму и Селести. Яркая Вилма выигрывала во внешней броскости, умело подчеркиваемой дорогими нарядами, украшениями, косметикой, — всем этим она умела пользоваться. Но как ей не хватало обаяния, искренности, какой-то удивительно красивой простоты, естественности, которыми в избытке обладала Селести. «Что ж, Селести еще раз доказала, что Гильерми прекрасно разбирался в людях. — Марта встала и задернула поплотнее шторы — луна слишком откровенно заглядывала в окно, внося излишнее беспокойство в ее смятенное сердце. — Хоть бы у них все сложилось!» Марта облегченно вздохнула и заснула. Она не слышала, как ушла и вернулась озабоченная Луиза. Марта крепко спала и видела во сне смеющихся Энрики и Селести, бегущих по берегу моря в окружении детей.
Энрики лежал с открытыми глазами, даже не делая попытки заснуть. Сначала покой, а теперь и сон покинули его. Энрики не узнавал себя: чтобы он, Энрики Толедо — плейбой, дамский любимец, не знающий отказа, так убивался из-за женщины! Но правда была именно в том, что он убивался из-за Селести! Из-за этой непонятной, странной девушки, которая с необъяснимой, загадочной силой влекла его к себе и которая с той же необъяснимой, загадочной силой отвергала его. И при этом — Энрики не мог ошибиться — он нравился ей. Но соединить воедино эти два чувства, испытываемые Селести к нему — внутреннюю симпатию и внешнюю неприязнь, — он не мог. Не мог и отказаться от мысли обладать Селести. С тех пор, как она поселилась в их доме, он не мог представить своей жизни без того, чтобы не видеть ангельского лица Селести, не слышать ее нежного голоса, не ощущать ее подле себя. Искренность, естественность и потрясающая внутренняя сила Селести заставили его совершенно по-иному оценить и Вилму, и свое бездарное существование рядом с ней. Он вспомнил, как Вилма воинственно-негативно встретила Селести, какие козни строила против нее. «Все-таки женская интуиция существует, Вилма сразу поняла, кого ей надо опасаться. Ничего, пусть проветрится вместе со своей мамашей на волнах, а потом уберется в свой Рио!» Энрики было не жалко круглой суммы, выложенной им за поездку бывших жены и тещи, — он заплатил бы и больше, если бы отделался от них раз и навсегда. Единственное, что волновало его, так это дети, переживающие отъезд матери. Энрики и Марта, как могли, старались развеять их тревогу и подозрения, заключенные в осторожные вопросы: «Надолго ли уехала мама?» «Вернется ли она в Сан-Паулу?» Энрики взял себе за правило говорить детям правду. Он не стал скрывать от них что, вероятно, они с Вилмой будут жить в разных местах, поскольку им стало вместе очень тяжело. «Но вас это не коснется, просто кого-то из нас вы немного реже будете видеть», — так обычно заканчивал Энрики свои разговоры с детьми.