Глава XXXVI
Спасительный утес
Солнце сильно припекало. После переезда по воде, где жару смягчал легкий ветерок, ехать по пыльной дороге было невыносимо. Все с облегчением вздохнули, когда добрались, наконец, до леса, где начинался самый крутой подъем. Мужчины вышли из экипажей; к ним присоединилась и Гертруда. Местность делалась все живописнее, и девушке уже давно не сиделось в карете. Усталости она не боялась.
Пройдя две-три мили, они остановились; дорога делала крутой поворот, и отсюда открывался восхитительный вид на окрестности. Экипажи остались далеко позади. Тишина ничем не нарушалась. Наслаждаясь спокойным величием природы, Гертруда и доктор были невольно охвачены каким-то торжественным настроением.
— Действительно очаровательная местность! — раздался вдруг чей-то голос.
Это было так неожиданно, что оба вздрогнули.
За выступом скалы, у которой стояла Гертруда, они увидели мистера Филипса, раскинувшегося на траве; его красивые волнистые полуседые волосы были небрежно откинуты назад, открывая широкий умный лоб.
— Вы опередили нас, сэр, — удивился доктор.
— Да, я давно иду пешком: экипажи еле двигаются, и я теряю терпение.
При этих словах он протянул Гертруде чудный букет цветов, которые он, видимо, нарвал по дороге.
Вид у него был рассеянный, и он разговаривал с доктором, как будто не замечая девушку; ей не удалось даже поблагодарить его.
Пошли дальше. Мистер Филипс вел с доктором оживленный разговор: о чем бы доктор ни завел речь, все было более или менее знакомо его собеседнику. Гертруда только посмеивалась, глядя, как ее старый друг благодушно потирает руки, что было у него признаком полного удовольствия. Прислушиваясь к разговору, она то приходила к заключению, что их новый знакомый — ботаник, то ей казалось, что он геолог, но когда он заговорил о море как истинный моряк, о торговых делах как опытный негоциант[4], а о Париже — как светский человек, она окончательно запуталась.
Между тем экипажи нагнали их; все разместились по-прежнему, а через час уже добрались до вершины и остановились около горной гостиницы. Их немедленно проводили в лучшие комнаты. Когда Гертруда, стоя с Эмилией у окна, услышала шумные протесты некоторых из их спутников, которым не удалось получить удобных комнат, она удивилась удаче доктора Джереми, которому здесь почему-то оказывали явное предпочтение.