— Но зато и цена соответствующая, — вздыхал портной и не обманывал: цена была весьма умеренной.
Устроившись на новом месте, Тони отправился навестить Эзекиела. Тот встретил зятя добродушной улыбкой. Он привязался к Тони и, может быть, больше всех сожалел о его отсутствии. Деловых качеств у Тони не было, зато был дар привлекать к себе людей, выслушивать их с доброжелательным вниманием, уходить от конфликтов.
— Как Камилия? — с порога задал вопрос Тони.
— Каждый день приходит на фабрику, вникла во все тонкости и обнаружила недюжинные деловые способности.
Слова Эзекиела не были пустой похвальбой. Камилия всерьёз заинтересовалась работой, проявила прекрасные организаторские способности и немалую жёсткость. Так, она предложила уволить тех швей, которые не выполняли дневную норму. Маноло, правда, не поддержал её, да и сам Эзекиел, пока не мог на это решиться. Он слишком хорошо знал, что значит лишиться куска хлеба.
— Я рад за неё, — отозвался Тони и выжидательно посмотрел на тестя, который понял его немой вопрос и отрицательно покачал головой.
Тони не стал продолжать расспросы вслух и добавил только:
— Я пришел, чтобы подписать бумаги. Хочу отказаться от доли в фабричном производстве и от части дома, которая причитается мне по закону.
— Подумай, Тони, ты остаёшься совсем ни с чем. Я бы на твоём месте так не поступал, — стал уговаривать его Эзекиел. — Пользуйся пока доходами, а когда устроишься на хорошее место, будешь получать приличные деньги, всё вернёшь. Ты поступаешь неразумно.
— Может быть, — согласился Тони. — Но я никогда не пользовался тем, что мне не принадлежит. Приготовьте, пожалуйста, бумаги, и я их подпишу.
Эзекиел пообещал их подготовить, Тони простился и ушёл. Честно говоря, он надеялся на что-то совсем другое, когда шёл к тестю. После разговора с Эзскиелом руки у него опустились окончательно, он впал в уныние. А после ночной работы в борделе, валился на постель и лежал в каком-то полусне, даже не притрагиваясь к пище.
Эзекиел рассказал жене и дочери о предложении Тони, и Ципора осталась очень довольна поведением зятя.
— Что же ты думала, что Тони мошенник или пройдоха? — сердито посмотрела на мать Камилия. — Чего-чего, а порядочности у него не отнимешь.
— Может, ты еще подумаешь? — спросил дочь Эзекиел. — Такое качество, как порядочность, тоже на дороге не валяется.
— Он меня жалел, а я его жалеть не буду, — с той же резкостью ответила Камилия. — Я его видеть не хочу! Никогда!
«Озлобилась моя дочка, ожесточилась, не прошла для неё даром незадавшаяся семейная жизнь, — вздохнул про себя Эзекиел. — А я не могу сердиться на этого итальянца! Хороший он всё-таки парень!» Он вспомнил, как отозвалась Камилия и о сыне Жонатана. «Конопатый чертёнок! Мы с ним всегда дрались!» — вот что она сказала, а они как-никак выросли вместе, и Самуэл стал взрослым, учился в Америке, а живёт теперь в Германии. Правда, Жонатан говорит, что его сын больше тратит, чем зарабатывает, и всё время просит денег, но зато интересуется и кино, и театром, и вообще, наверное, очень приличный молодой человек. Нахваливая своего сына, Жонатан не скрывает, что был бы рад его женитьбе на Камилии. Эзекиел тоже не возражал бы, чтобы жизнь дочери как-то устроилась, но бедняжка Камилия так озлобилась, так ожесточилась...