— Убей теперь меня, — попросил он. — Убей, как убил моего отца! Иначе я всё равно убью тебя! Вместе на этом свете нам не жить!
— Мне жаль тебя, — произнёс Фарина. — А ещё больше мне жаль твою мать. Подумай о ней, и, может быть, сердце твоё смягчится.
— Когда я о ней думаю, — простонал Маурисиу, — я ненавижу тебя за то, что ты смеешь приближаться к ней! Я хочу уничтожить тебя, стереть с лица земли.
Глаза Маурисиу налились кровью, ещё немного — и на губах выступила бы пена.
— Несчастный, — произнёс Фарина и вышел, крепко прижимая к себе ружьё. — Он совершенно невменяем. Суд бы его оправдал.
Мария тщетно пыталась выяснить, где поселился Тони. Она тосковала без него, худела, бледнела. Стоило маленькому Мартино спросить её: «Где же папа?» — у неё на глазах появлялись слёзы.
Мариуза с жалостью поглядывала на неё. Вечерами они сидели рядышком в опустевшей гостиной, пили кофе и по очереди вздыхали.
— Будем дожидаться нового учебного года, — со вздохом говорила Мариуза. — Тогда появятся новые постояльцы. Помните, как было шумно в нашей гостиной? А теперь остались только вы да сеньор Маркус. Интересно, как там дела у нашего маэстро? Нам его так не хватает!
— Вы расстраиваетесь из-за денег? Если у вас будет нужда в них, я охотно помогу вам, не огорчайтесь, — отзывалась Мария. — А сеньор Дженаро на днях доберётся до Италии... Я надеюсь, что он отыщет мою бабушку, и они вдвоём к нам вернутся. Мне тоже его очень не хватает. А уж как мне не хватает Тони!..
Зато из соседней комнаты, где сидели Бруну и Изабела, чаще слышался смех, а не вздохи. Слыша его, обе женщины издыхали ещё горше.
— Уходит Бруну всегда вовремя, — шёпотом сообщала Мариуза Марии, — зато потом, у калитки они стоят до полуночи. Боюсь, что они уже целуются. Только бы Изабела доучилась, а там пусть делают что хотят, — снова вздыхала она.
— Пусть лучше поженятся, — вздыхала в ответ Мария. — Никому не ведомо, как жизнь сложится...
Маркус изредка присоединялся к двум печальным женщинам. Он по—прежнему работал репортёром и бегал по городу с утра до ночи.
— Какой же ты репортёр, — упрекнула его как-то Мария, — если до сих пор не можешь найти Тони? Ты же хотел предложить ему работу, а он, может быть, голодает?
Маркусу стало стыдно. Он, в самом деле, вёл себя как последний эгоист. Но у него было оправдание: он страдал, у него были сердечные неприятности. После того как Эулалия осмелилась появиться в публичном доме, он смотреть на неё не хотел. Такого поступка от порядочной воспитанной девушки он не ждал. Разве можно жениться на девушке, которая способна на подобный поступок? С такой женой не будешь знать ни минуты покоя! Конечно, Жустини была гораздо надёжнее, если можно говорить о надёжности публичной женщины... Словом, Маркус запутался, страдал, и ему было не до Тони. Но, пристыженный Марией, он отправился в бордель, где Тони играл по-прежнему, чтобы с ним повидаться. Однако девушки сказали ему, что вот уже второй день Тони не приходит, и страшно обрадовались возможности выяснить через Маркуса почему. Адрес они ему дали, и Маркус отправился навестить приятеля.