Когда драка утихла, Франсиска строго спросила, обращаясь к Зекинью:
— Как это понимать? Ты посмел поднять руку на хозяина!
— Мама, он не виноват! — закричала Беатриса. — Ты лучше посмотри, что твой сын сделал с Марселло, с Катэриной, со мной! Посмотри на эту кровь и ссадины! Маурисиу всех бы нас поубивал, если бы ему не помешал Зекинью.
Франсиска поморщилась, увидев окровавленное лицо Марселло, и сказала примирительным тоном:
— Не преувеличивай, Беатриса. Слава Богу, никто никого не убил. А ты, Маурисиу, всё объяснишь мне дома. Пойдём со мной!
Она взяла его за руку, собираясь увести в дом как маленького провинившегося ребёнка, но Маурисиу ещё не успел остыть от драки и велел всем троим пастухам немедленно убираться с фазенды.
— Нет, они останутся здесь, — неожиданно заявила Катэрина. — Должен же кто—то защищать нас от тебя!
— Думай, что говоришь! — строго одёрнула её Франсиска, но Катэрина уже закусила удила.
— А что тут думать? — вскинулась она на свекровь. — Ваш сын сошёл с ума! Я боюсь его! Никто не знает, кого он захочет убить в следующий раз. Сегодня хотел убить Марселло, а завтра, может, сеньора Фарину, меня или моего сына — ведь мы все итальянцы!..
— Уймись, Катэрина! — вновь потребовала Франсиска.
— Мама, ты пришла позже и не видела, что творил Маурисиу, — поддержала Катэрину Беатриса. — Он действительно сошёл с ума, я тоже его боюсь!
— Ладно, идёмте все в дом, — сказала Франсиска. — Там поговорим по—семейному.
— А куда идти нам? — спросил у неё Форро.
— На все четыре стороны! — ответил ему Маурисиу, опередив Франсиску, которая в отличие от него не собиралась прогонять пастухов с фазенды.
— Но вы хотя бы дадите нам расчёт? — смиренно спросил Форро. — Какие—то деньги мы у вас всё-таки заработали...
— Убирайся прочь, наглец! — окрысился на него Маури¬сиу. — Если ты ещё хоть раз откроешь рот, я вызову сюда полицию и сдам тебя как убийцу сеньора Мартино!
Форро остолбенел, поражённый такой чёрной неблагодарностью, а Рита, молчавшая всё это время, сочла необходимым вступиться за своего Арсидеса. И сделала она это, разумеется, в той оригинальной манере, которая была свойственна только ей.
— Мой Арсидес останется со мной, и его друзья — тоже, — сказала она, пристально глядя в глаза Маурисиу. — А если ты возведёшь на них поклёп и захочешь сдать их полиции, то я расскажу комиссару, кого видела с ружьём на этой фазенде в тот день, когда убили итальянца.
Её слова прозвучали как приговор, вынесенный Маурисиу, и все присутствующие замерли, с ужасом ожидая, что будет дальше. Их взоры невольно обратились к Маурисиу, а он, нервно засмеявшись, воскликнул: