Мария обессиленно прижалась к стене. Простая и ясная мысль внезапно пришла ей в голову: «Пусть она узнает меня поближе. Может, я тоже смогу стать для нее лучшей подругой, а потом выберу удобный момент и расскажу ей обо всем, что с нами случилось за последние двадцать лет, покажу ей ее комнату, заставленную подарками, мои открытки, написанные к Рождеству».
Мария еще раз взглянула на дочь, стараясь запомнить милые ее сердцу подробности и, собрав все свое мужество, заставила себя выйти из ресторана.
— Ты не смогла? — Дирсеу стоял внизу лестницы, мертвой хваткой вцепившись в перила. Мария посмотрела на побелевшие костяшки его пальцев и улыбнулась.
— Все в порядке. Ты был прав. Нельзя выливать на человека такую информацию без подготовки.
— Какая же ты умница! — Дирсеу помог ей спуститься с лестницы и прижал к себе. — Думаю, у нас есть хороший повод купить бутылочку твоего любимого мозельского вина...
* * *
Милая девочка, наконец-то я вижу, что ты улыбаешься! — воскликнула Фауста, войдя в спальню Клаудии.
Девушка лежала на кровати с тонкими ломтиками огурцов на веках.
— Наконец-то ты решила заняться собой, а то эта изнуряющая работа на компьютере, невозможная нервотрепка...
— Фауста! Посиди, пожалуйста, со мной, как в детстве! — Клаудия сдвинулась к стене, освободив место для горничной.
Фауста с опаской взглянула на дверь, на всякий случай повернула ключ в замочной скважине и села рядом.
— Соблюдаешь меры предосторожности? — улыбнулась Клаудия. — Лучше сделай себе маску. Чашка на столике.
— Ты сама знаешь, какая змея ползает по этому дому, — вздохнула Фауста, пытаясь зацепить пальцем тонкие ломтики огурца. Наконец, она поймала несколько кусочков, прилепила их на лицо и легла на постель рядом с Клаудией. — Хорошо-то как! Вот так лежать и ничего не делать!
— Кое-кто только этим и занимается с утра до вечера, — съязвила Клаудия.
— Кое-кто оторвет мне голову, если застукает меня здесь да еще в твоей компании. Как она, кстати, отошла от побоев? — поинтересовалась Фауста.
— Целыми днями донимает Изабел: заставляет ухаживать за собой, выполнять все ее прихоти, а теперь взяла моду звонить в ресторан и вести душещипательные разговоры на тему: «Ты меня любишь?»
— О-о! Это в ее духе! — философски заметила Фауста. — Когда вы были крошками, она устраивала потрясающие спектакли! С талантом Назаре надо работать в Голливуде или на Бродвее.
— Точно, тамошним актерам показывать мастер-класс: «Изабел, дорогая! — сказала Клаудия писклявым голосом. — Я так люблю тебя! Ты моя лучшая подруга! Оставь денежки на тумбочке!» С той самой поры, как умер папа, она ни разу не сделала ничего, чтобы помочь дочери хоть как-то свести концы с концами. Изабел бросила учебу, вкалывает в две смены, а она ни разу не сделала ни одной попытки устроиться на работу. Либо дрыхнет целыми днями, либо проворачивает свои темные делишки, а потом приходит домой невменяемая: то слишком веселая, то наоборот... Я права, Фауста? — Клаудия услышала ровное дыхание «собеседницы». — Даже в детстве тебе всегда удавалось заснуть раньше меня. — Девушка тихо, чтобы не разбудить Фаусту, прошла в ванную.