И все-таки мать не зря тревожилась. Дерзкая Тоськина красота не могла долго остаться незамеченной. Война войной, но жили-то они не в глухой тайге и не в пустыне какой безлюдной.
Короче, объявился жених.
Только не с той стороны, откуда мать его опасалась – не с танцев и посиделок.
К Тоське посватался бывший отцов знакомец Халин Иван. Не дружок, не собутыльник, а так – «здорово-здорово». Раза два всего, до фронта, отец заводил его домой: Халин работал десятником на стройке, и от него, видать, кое-что зависело. Мать понимала, что у мужиков свои дела, производственные, ставила им закуску, но очень-то гостя не привечала. Не понравился он ей сразу: шальной какой-то, дерганый весь. И шибко наглый. Впервые через порог ступил, а заговорил так, будто его здесь век знали и ждали – дождаться не могли. Правда, наглость его не от ума шла – от дури, врожденной, видать, была, как горб, – он ее сам не замечал.
Был Халин молодой еще мужик, крепкий, высокий и с лица не безобразный. Единственно – его рот портил: непомерно большой, вечно распахнутый, с редкими зубами. Почему Халин остался в тылу, мать не знала, да и знать не хотела. Не касалось ее это. Остался и остался. Может, болезнь какую нашли, а может, хорошо знал, куда со стройки материалы фуговать.
Сватовство его оказалось таким же, как он сам, – чумовым, несерьезным. Так, по крайней мере, матери показалось сначала.
Халин приходил, вынимал из кармана бутылку, сам брал с полки стакан. Наливал, выпивал, крякал – все проворно. Потом скручивал папироску и, дрыгая обтянутой диагоналевым галифе коленкой, спрашивал:
– Ну что, тетка Полина, не надумала?
– Чего я опять не надумала? – недовольно отзывалась мать, не поворачиваясь от плиты.
– Здорово! – Халин на момент прекращал дрыгать коленкой. Материно недовольство было ему, что называется, до пима дверцы. Он на такие тонкости внимания не обращал. – А кому я позавчера целый вечер долбил? Чурке с глазами? Ты, тетка Полина, кончай прикидываться. Говори давай прямо: отдашь за меня Тоську?
– Сам ты чурка с глазами! – плевалась мать. – Делать тебе, полоротому, нечего!.. Иди, ровню себе ищи. Вон их теперь сколько, бабенок молодых, одиноких – хоть каждый день женись-кобелись.
Халин хохотал:
– О, точно! Прямо в яблочко! Хоть каждый день – точно! – Он с размаху громко булькал в стакан, выпивал, крутил головой и, ни к селу ни к городу, перескакивал на другое. – Слушай, тетка Полина, тебе листового железа не надо? На крышу? Могу подбросить.
– Украл, поди? – спрашивала мать.
– Взаймы взял. У государства. Они у меня заем, а я – у них… Дак везти – нет? Тебе, как будущей теще, со скидкой отдам. А то потом с тебя и на пол-литра не выжмешь.