– В комнате пить нельзя, – сказал я.
– На прощанье, Митя, – улыбнулся Женька. – За обратные функции.
– В комнате пить нельзя, – упрямо повторил я. – Такой порядок, ребята. Я же староста, поймите.
Алексеич, поставив локти на тумбочку, смотрел на эту бутылку и молчал. Потом, не поворачивая головы, мягко сказал:
– Пойдем, Женя, под заборчик. Нам, работягам, не привыкать.
И они ушли. А я лег на кровать и закрыл голову подушкой. За что судил меня Алексеич? В конце концов, разве мне сейчас не хуже всех? Конечно, Женька завалил математику. Но ведь в обратных функциях он все-таки плавал. Это факт. И разве кто-то виноват, что рационализаторские предложения не засчитываются на экзаменах? И что по внутреннему распорядку нельзя пить в комнате? Почему они крутят и путают там, где все ясно, как дважды два?
…На скамеечке у них тихо. А мне и вовсе ни к чему шуметь в одиночку. Я заклеиваю рваную беломорину. Я заклеиваю, а она расползается. Я заклеиваю, а она расползается.
– Возьми другую, – кидает мне пачку Алексеич.
Полинка словно и не вставала со ступеней. Сидит в той же позе. Совсем уронила голову.
– Не хмурей, маленькая, – говорит Женька и осторожно убирает со лба ее светлую прядку волос. – Все будет отлично.
И волосы медленно падают обратно. И Полинка не дует на них.
VIII
И еще проходят дни. Похожие друг на друга. Я никого не вижу, не выхожу из комнаты. Читаю, читаю, читаю. И когда Алексеич зовет обедать, говорю: «Схожу попозже».
А потом наступает один – стремительный, все переворачивающий, обидный, непонятный день…
– Вот, вот и вот! – яростно вычерчиваю я обломком кирпича на асфальте пирамиду. – И сечем так! Ты же знала это!
– Я забыла, Митя, – безучастно говорит Полинка, даже не взглянув на мой рисунок.
– Как забыла?! Мы же решали столько подобных задач! Я приходил, и мы решали! Помнишь?
– Я забыла, Митя, – повторяет она.
Она медленно поднимается по ступеням к институту, и двери перед ней открываются. За ними стоит наш розовенький Гена. Он зачем-то снимает очки. Глаза у него растерянные.
– Вам стало плохо, да? – вежливо спрашивает он, становясь из розового свекольным. – Закружилась голова? Можно объяснить преподавателю. Я схожу. Хотите?
Полинка молча обходит его. Гена поворачивается за ней, но тут я ловлю его за руку:
– Стоп. Ты видел? Ты что видел?
– Она мне задачку решила, – говорит он. – А свой билет отнесла назад. Ничего не понимаю…
Алексеич брился. По самые глаза в крутой белой пене.
– Тихо! – отшатнулся он. – Сдурел – мотаешься так! Отхвачу полщеки – будешь платить страховку.
– Она положила билет. Не пошла отвечать. Понимаешь? Она знала – голову даю на отсечение!