Рядом со мной оказалась маленькая киевлянка. Она тоже рассматривала списки, старательно шевеля губами.
– Звенько! – подсказал я и ткнул пальцем в одну из колонок.
– Откуда вы знаете? – радостно спросила она.
– Случайно. Поздравляю. И до свидания. Привет папе-генералу!
– Ой, подождите, – догнала она меня. – Вы, конечно, тоже прошли? Да?
– Конечно, прошел, да, – ответил я.
– А ваши… друзья, – она подняла на меня голубые, как небушко, глаза, – они все поступили?
– Нет. Поступил один друг. Тот, который в тельняшке.
– Как жаль, – сказала она, безуспешно пытаясь изобразить на своем милом личике скорбь. – Кстати, папа у меня не генерал, а только капитан. Я ему про все написала, про тот случай…
– Ну-у, это зря. И как меня лупили?
– Нет, – улыбнулась она. – Он, знаете, очень вас благодарил.
– Рады стараться! – щелкнул каблуками я. – До свидания все-таки.
– До свидания, – махнула рукой девчонка.
А вечером мы распрощались с Алексеичем.
– Домой теперь, Митя? – спросил он.
– Да, смотаюсь дня на четыре.
– Ну… кланяйся там. А я к сестренке, в Барабинск. Завтра уеду. Может, проводить тебя?
– Нет, – сказал я. – Чемодан легкий. Гантели Генке отдал, за мичманку. Ты ему скажи – пусть комнату эту забьет. Хорошая комната.
– Скажу, – кивнул Алексеич. – Ничего комната. Поживем.
X
Поезд пришел в мой город днем. Я вышел из вагона. Неторопливо осмотрел себя. Пофасонистее сдвинул мичманку. Переложил поближе тоненькую справку: «Зачислен на первый курс гидротехнического факультета…» и так далее.
За переходным мостом разворачивался на кольце длинный, двухприцепный трамвай. Он постоял немного и, словно успев за это время прикипеть к рельсам, рывком тронулся с места.
Я не сел в трамвай. Специально. Честно говоря, мне хотелось встретить хоть какого-нибудь знакомого. Ведь я возвращался домой первый раз в жизни. Конечно, не обязательно, чтобы кто-то хлопал меня по плечу и восхищенно орал: «Молодец, Митька! Поставлен у тебя котелок!» Нет, мне хотелось спокойных, взрослых расспросов, понимающих и достойных слушателей.
И первым я встретил своего лучшего друга Альку Григоряна. Похудевшего, коричневого и усатого. Мне не надо было ничего объяснять. Я все уже знал из письма матери. Алька сдавал в металлургический. Он набрал двадцать восемь из тридцати и не прошел мандатную комиссию. Он написал в автобиографии, что отец его – инженер-нефтяник, был арестован в тридцать седьмом, в городе Баку. Алька не знал отца, не помнил. Так и написал: не знаю, не помню, не считаю отцом. Его позвали к ректору и там сказали: учиться вы, конечно, можете. Но работать на наших предприятиях вам вряд ли удастся. Идите в пед, мы дадим справку. С такими оценками вас там с руками оторвут. Идите, какая вам разница?