Элиза вышла из кареты перед крыльцом. Подняла глаза на дом, внезапно ставший чужим. Рассветное солнце дробилось в окнах, празднично сверкал витраж над парадной дверью, белое мраморное крыльцо, раньше казавшееся таким красивым, теперь стало пятью ступеньками в одинокий ад.
Слез не было. Не было ничего, кроме пустоты.
- Кыш, скотина, - услышала она негромкий возглас.
Элиза обернулась на голос. На идеально выметенной дорожке сидел тощий трехцветный котенок с большими ушами. Садовник шел к нему с метлой — прогнать. Он был глуховат, и, похоже, не заметил приезда барыни, иначе не показался бы.
- Стоять! – рявкнула Элиза. Она сама не ожидала от себя такого резкого, командного голоса.
Садовник вздрогнул, увидел ее, остановился и почтительно поклонился.
- Извиняйте, барыня! Вот, повадился, блохастый. Я его вмиг!
Элиза подошла к котенку. Зверек сжался от ужаса, в последний момент попробовал отчаянно рвануться, но упал, подвернув покалеченную заднюю лапку. Шерсть была свалявшаяся и грязная, но можно различить белые, черные и рыжие пятна. Элиза где-то слышала, что трехцветными бывают только кошки.
И что трехцветка – к счастью.
Элиза наклонилась взять зверька на руки. Кошка из последних сил попыталась укусить, но Элиза подхватила ее под тощий живот.
Пришла странная мысль: «Нет никого, кто придет и спасет меня. Пусть хоть котенку сегодня повезет…»
Элиза осторожно, стараясь не сделать больно, положила ее себе на руку. Кошка замерла, то ли от ужаса, то ли смирившись с судьбой.
- Прохор, - громко и четко скомандовала она садовнику, - пусть пошлют за ветеринаром. Это звериный доктор, дворецкий должен знать. Я слышала, Березин хороший специалист. Живо найти!
Прохор поклонился, закивал и кинулся к входу для слуг, передавать поручение.
Элиза вернулась к крыльцу, где ждала Бельская. Кавалергард-дама сделала шаг ей навстречу, качнув аксельбантом. Элиза заметила, что крепление шнура чуточку надорвано – кажется, это она и сделала, когда вцепилась в ее мундир и кричала о магах…
- Простите за аксельбант, - ядовито усмехнулась Элиза. – Это, кажется, государственное преступление? Наша с папенькой семейная традиция… - она была бы рада замолчать, но не могла остановиться. - На этот раз оскорбление величества, да? Витой шнур – символ императорской власти, которую вы представляете?
- Ничего, Елизавета Павловна, - понимающе ответила Бельская. – Забудьте об аксельбанте. Если кто-то в чем-то и виноват, то это я. Не уберегла… Я могу хоть что-то для вас сделать? Только скажите.
Элиза погладила кошку. Она была настолько тощая, что чувствовались все ребра и позвонки. Зверек вздрогнул, но убежать больше не пытался.