– Вспомни Фрэнсиса Кортни, – прорычал Эболи. – Вспомни, что ты сделал с лучшим человеком из всех, кто когда-либо плавал по океанам!
Хэл заранее приготовил список всех преступлений, за которые Боуэлс должен был ответить. Когда он читал его вслух, моряки взывали к мести.
Наконец Хэл дошел до последнего пункта этого чудовищного перечисления:
– И ты, Сэмюэль Боуэлс, на глазах своих товарищей убивал раненых матросов с «Золотой ветви», выживших после вашего вероломного нападения, ты их топил!
Хэл сложил лист и сурово произнес:
– Ты выслушал предъявленные тебе обвинения, Сэмюэль Боуэлс. Что ты можешь сказать в свою защиту?
– Это была не моя вина! Клянусь, я бы не стал этого делать, если бы не боялся за собственную жизнь!
Его заглушили возмущенные крики матросов, и Хэлу понадобилось несколько минут, чтобы заставить всех замолчать. Тогда он спросил:
– Так ты не отрицаешь эти обвинения?
– Что толку отрицать? – выкрикнул один из матросов. – Мы сами все видели, собственными глазами!
Сэм Боуэлс теперь уже громко рыдал:
– Ради нашего спасителя Иисуса, пощадите, сэр Генри! Я знаю, что грешил и заблуждался, но дайте мне шанс, и вы не найдете человека более преданного, готового служить вам всю свою жизнь!
Вид извивавшегося Боуэлса вызвал у Хэла такое глубокое отвращение, что ему захотелось умыться и прополоскать рот. И тут вдруг в его памяти вспыхнула картина… Его отец, лежащий на носилках… его несли к эшафоту, его тело изломано и изорвано на дыбе…
Хэла пробрала дрожь.
Стоявшая рядом Сакиина почувствовала его страдание. Она осторожно коснулась его руки, стараясь поддержать. Хэл медленно, глубоко вздохнул, пытаясь отогнать черные волны тоски, готовые захлестнуть его.
– Сэмюэль Боуэлс, ты признал свою вину по всем пунктам предъявленного тебе обвинения. Хочешь ли ты сказать что-то перед тем, как я объявлю вынесенный тебе приговор?
Он мрачно уставился в мокрые глаза Сэма и увидел, как в них происходят странные перемены. Хэл вдруг понял, что слезы были всего лишь инструментом, который Сэм использовал по собственной воле. Но в темной, тайной глубине его души горело нечто иное, нечто настолько жестокое и злобное, что Хэл усомнился, смотрит ли он в глаза человека, или перед ним стоит дикий зверь.
– Ты думаешь, что ненавидишь меня, Генри Кортни? Да ты просто не знаешь, что такое настоящая ненависть! Я упивался торжеством, когда твой папаша орал на дыбе! Это сделал Сэм Боуэлс! И помни это всегда, пока живешь! Сэм Боуэлс может и умереть, но Сэм Боуэлс это сделал!
Голос Сэма поднялся до визга, на его губах выступила пена. Вся грязь поднялась из его сердца и выплеснулась наружу, он уже выкрикивал почти бессвязно: