Мы с Сергеем были рады избавиться от Жука, однако мой отец чрезвычайно беспокоился, что Леонович окажется недостаточно строгим и толку от наших тренировок будет немного. Ему казалось, что у Станислава Викторовича мало опыта.
Но когда мы начали с ним работать, все изменилось и катание снова стало доставлять нам удовольствие. Первым делом он попросил Марину Зуеву вернуться и снова быть нашим хореографом. Она восстановила программу на музыку Дюка Эллингтона, которую сделала для нас в 1985 году, ту, что Жук запретил нам катать, поскольку считал ее слишком сложной.
Там было больше танца, больше работы для ног, больше хореографии и больше удовольствия, чем в любой другой программе, которую мы до сих пор катали. Марине, Леоновичу, Сергею и мне завидовали все фигуристы, потому что мы так прекрасно друг друга понимали, часто смеялись и получали удовольствие от совместной работы. Если Сергей пропускал тренировки, что с ним по-прежнему иногда случалось, Леонович никогда на него не кричал. Вместо того чтобы разозлиться, он говорил:
— Ты понимаешь, что из-за твоего вчерашнего отсутствия Марина, Катерина и я не могли работать?
Леонович всегда называл меня «Катерина» — единственный из всех; видимо, считал, что так я буду чувствовать себя более взрослой. Он частенько повторял:
— В этом деле, Сергей, участвуешь не только ты.
И Сергей перестал пропускать тренировки. Точнее, перестал пропускать их один, потому что мы взрослели и он стал меня подбивать прогуливать занятия вместе. Мы отправлялись на рыбалку или катались на водных лыжах на Волге. Сергей всегда считал, что, кроме льда, у нас должно быть и многое другое, что нельзя замыкаться только на тренировках и работе.
В 1987 году мы победили в чемпионате страны и поехали на европейские соревнования в Сараево. Тем летом мы выучили очень трудный элемент, который называется подкрутка в четыре оборота: Сергей подбрасывал меня в воздух, я делала шпагат, потом сводила ноги, делала четыре оборота в воздухе, а после этого он должен был меня поймать. Никто, кроме нас, этого элемента не делал, он отнимал много сил — был скорее выматывающим, чем сложным. Врачи измерили мой пульс после его исполнения — он превышал двести ударов в минуту. Мне приходилось вращаться так быстро, что один раз я нечаянно попала локтем Сергею в бровь — через несколько секунд глаз заплыл и закрылся, а на следующий день у него на лице красовался огромный черно-синий кровоподтек.
В тот день, когда мы выступали с длинной программой на чемпионате Европы, Сергею исполнилось двадцать. Мы надолго запомнили те соревнования из-за несчастного случая, который там произошел. В самом начале мы удачно выполнили наш новый сложный элемент, который даже Скотт Хамильтон, комментировавший соревнования по телевидению, ошибочно назвал тройным. Большинство судей тоже не смогли правильно сосчитаю обороты. Именно по этой причине мы выбросили четверной прыжок из нашей программы, когда готовились к Олимпийским играм в Калгари: этот элемент отнимает слишком много сил, но почти не влияет на оценки. Так вот, после выполнения четверного на брюках Сергея лопнула эластичная штрипка внизу.