Прошло, вероятно, еще с час, когда Андрей решился ступить во двор. «Понастроил, проклятый, и хлева, и подвал… Ну-ну… С чего же начать? — соображал он. — Наверно, с риги. Только бы залезть туда». На цыпочках, все еще не отрываясь от стены, прошел под сараем, потрогал двери: закрыты. Тенью проскользнул к дому, замер у крыльца. «И тут не за что огню зацепиться. Плохо!» — сокрушался Андрей. Взгляд его упал на высокое дерево, стоящее возле самой риги. Еще не сообразив, что и как он будет делать, Андрей подбежал к дереву, ухватился за сук, подтянулся на руках. Через мгновение он уже сидел на груше, — это была, судя по гладкой коре, еще молодая, но гибкая груша-дичок. Немного огляделся, полез выше. Вот и стреха… Еще немного… А там по суку на ригу. Разве ему впервые так лазать? Э! Подождите, пан Хаевич! Думаете, заперлись — так и все? Нет… Доберусь… Доберемся. Ага! Вот так, прямо на стреху. Андрей встал на упругую ветку и уже занес было ногу, чтобы ступить дальше, как остановился, пораженный, — неподалеку, залив почти полсела багрянцем, вырвалось пламя. «У кого же это? Что горит?» — терялся в догадках Андрей. А пламя крепчало, бросало в небо снопы искр, лизало темноту. «Неужели Постович? — не верил сам себе Андрейка. — Будто бы он… И журавль… во дворе, над колодцем… Он, холера ясная, горит, постерунковый!» Было бы можно, Андрей закричал бы от радости. Вот как! Так ему и надо!
Село зашевелилось. Залаяли, завыли собаки, зашумели люди… Где-то зазвенели ведра, заскрипели ворота… Но там, на пожаре, — Андрей видел это хорошо, — вертелось лишь несколько человек. Никто не спешил спасать постерункового. «Теперь будет знать! Это тебе и за дядю Федю и за отца…»
Скрипнули двери — Андрей притаился, впился глазами в фигуру, что появилась на крыльце. «Хаевич, — теперь он уже узнал солтыса. — Не спится, пан? Подожди, это тебе еще не все». Хаевич спустился с крыльца — белый, как мертвец, в одном белье, взглядом окидывал двор. «Ага! Боишься, пся крев». Увидев, где горит, солтыс метнулся в дом и вскоре выскочил одетый, с карабином. Стрельнул в темноту и побежал на улицу. «Беги, беги», — усмешкой проводил его Андрей и, раскачавшись на суку, прыгнул на ригу, спешно начал разрывать соломенную крышу.
«Ого! Тут еще сколько сена, — ощупал он, — да какое душистое!» Он нашел двери, отпер их, открыл, прислушался и опять закрыл. Достал бутылку, намочил паклю, сунул в сено. Руки дрожали, спички ломались, наконец вспыхнули. Андрей зажал огонек в ладонях, дал разгореться и поднес к пакле. Язычок пламени лизнул ему брови, веки, змейками взвился по сухим стебелькам. Андрей отшатнулся, словно испугался содеянного, но тут же намочил остатки пакли, запихнул в снопы ржаной соломы и уже увереннее чиркнул спичкой.