– Есть универсальные вопросы, – продолжала она, отправив в рот кусочек омлета со шпинатом. – «Как чувствует себя человек в постели?» и «Как выглядит человек в постели?» В моих палатах – а я часто слышала, что мои палаты были «Эннфицированы[20]» – не было шума, они были аккуратными, чистыми, комфортными и тихими. Там много-много капельниц – и я постаралась все их настроить и отметить. Таким образом я почувствовала себя организованной, и мне стало спокойнее. Для меня было очень важно, чтобы у пациента были чистые руки и лицо, причесанные волосы, а постель была чистой. Думаю, это важно и для их семей, которые и без того были обеспокоены.
Уверенность Энн, ее ум, спокойный и взвешенный подход вселили спокойствие и в меня. Рядом с ней мне стало уютно, словно она была бабушкой мечты и при этом человеком, который мог бы вселить в мое сердце покой.
– Информация – это важно. В отделении интенсивной терапии пациента окружают разные приборы – это страшно и грустно. А когда объясняешь семьям больных, что ты делаешь и для чего нужны эти приборы, это помогает их успокоить.
Когда я спросила ее об уюте, она улыбнулась, как будто вспомнила кого-то из своих пациентов.
– Я делала процедуру под названием «бриз». Видите ли, в отделении интенсивной терапии пациентов нужно переворачивать каждые два часа, чтобы не образовывались пролежни. Нелегко сделать так, чтобы человеку было комфортно, а порой сложно даже понять, удобно ли ему, особенно когда пациент очень болен. Кто-то не может говорить, кто-то и вовсе без сознания… Но ведь вам хочется, чтобы им было хорошо, и вот вы спрашиваете: «Так лучше?» А иногда приходится лишь догадываться, исходя из того, от чего лучше лично вам. Поэтому, укрывая пациента, я встряхивала простыню, чтобы освежить его или просто дать ему понять, что о нем заботятся.
Суметь достичь уюта в ситуации крайнего дискомфорта, во время стрессового события часто кажется невозможным, ведь большинству из нас попросту сложно взять себя в руки и отогнать тягостные мысли.
«Все нормально», – такой фразой мой отец всегда начинал свою речь, когда собирался сообщить какое-нибудь неприятное известие, стараясь сделать это так, чтобы внезапно не напугать человека, чтобы он не подскочил и не начал лихорадочно что-то предпринимать – в общем, чтобы тот не бросился «тушить пожар» (однажды отец сказал: «Все нормально, но дедушка умер»).
Несколько лет назад у отца случился сердечный приступ. К счастью, он оправился самостоятельно, с незначительными последствиями. И все же лекарство, которое он вынужден был постоянно принимать по назначению врача, вызвало разжижение крови. После того приступа прошло несколько лет. Стояло лето, и я приехала к родителям, где и писала эту книгу. Дети где-то пропадали со своими летними приключениями; мой муж Питер работал в центре города; я же целыми днями писала, готовила и гуляла с собаками. Жизнь текла по продуманному плану, как река по руслу, и в целом была прекрасна. Но однажды отец вошел в мой кабинет, и из носа у него фонтаном брызгала кровь, а из-за разжижения это был нехороший симптом. Я отвезла его в клинику, где нас уже ждала моя мать, и вместе с врачами они переняли эстафету. Отца положили в больницу.