Иван докурил, тщательно обстучал мундштук об нарты, убрал его за пазуху. Потрепал по голове сначала одну собаку, затем другую. Встал и почувствовал, как заныла поясница. Все же годы свое берут, у одних чуть раньше, у других чуть позже. Для своего возраста он был еще очень крепкий мужчина. Но день выдался хлопотный, и сейчас Иван чувствовал, что устал. С утра мужчины их стойбища забили несколько оленей. Иван как глава семьи первый накинул тынзян на ветвистые рога метнувшегося было в сторону в последний момент крупного оленя, резко дернул, валя оленя с ног. Подбежавший сын, крепко ухватив за рога, вывернул вбок голову несчастного животного, и Иван привычным быстрым движением полоснул по горлу. Младший сын прижал металлическую кружку к ране, горячая кровь, вырывающаяся из широкого разреза, быстро ее наполнила. Олень был еще жив, когда кружка с остывающей кровью пошла по кругу. Иван сделал первый глоток, за ним остальные. И вновь привычные, заученные за много лет движения. Оленей разделывали быстро, так же как это делали их предки и сто, и пятьсот лет назад. Сначала камус — шкура на ногах оленя, затем широкий разрез, вскрывая брюшнину. Извлекаются внутренности. Отходов нет совсем, то, что может показаться несъедобным жителям южных широт, здесь на Крайнем Севере почти деликатес. Глаза оленя надрезают и потихоньку, громко причмокивая, высасывают. То, что не хотят брать себе люди, достается прыгающим от нетерпения собакам. И вот женщины получают мясо, из которого будет приготовлен сегодняшний праздничный ужин, а молодежь начинает украшать мишурой растущую поблизости невысокую ель.
Похлопав рукой по спине и отогнав надоедливых собак, Иван снова уселся на нарты. Пошарив рукой за пазухой, Сэротэтто извлек из-под малицы полупустую бутыль рома. Сегодня он начал рано пить, еще в середине дня, когда холодное северное солнце, показавшись на несколько часов на горизонте, только начало клониться к закату. Одну бутыль он уже выпил, но удовлетворения не испытал. Обычно ему нравился вкус рома, его запах. Как говорил Рудин, снабжавший Ивана столь редким напитком, — запах Кубы, хотя Иван чувствовал только запах ирисок. Но сегодня Иван пил, не чувствуя ни запаха, ни вкуса, ни расслабляющего состояния опьянения. Ему было грустно. Впервые за последние двадцать лет он вышел из своего привычного мира и вернулся в большой город, где не бывал очень давно. Когда-то, отслужив в армии, он сделал выбор, выбор в пользу своего рода, в пользу того образа жизни, который вели его отец и дед. Первые годы очень часто, потом все реже он сам себе задавал вопрос: а правильный ли выбор он сделал? Возможно, давала знать о себе кровь его прадеда, белого человека, который когда-то пришел в тундру, скрываясь от войны, которая шла где-то южнее. Иван не знал, от кого бежал его прадед, от красных или от белых, а может, и от тех и от других, от той войны, где брат убивал брата, а сын мстил отцу. Как бы то ни было, белый человек пришел в тундру и остался в ней навсегда, остался в их племени, и племя приняло его. Позже, через несколько лет, появились другие белые люди, с оружием и дурным нравом, но они так и не узнали, что среди коренных обитателей Севера живет пришлый. Тундровики умели беречь свои тайны.