Оборотень медленно направился ко мне по только что вымытому полу.
— Люська, не зли меня. Мои приказы первостепенны. По-моему, это понятно даже ребенку.
Я не выдержала его давления, бросила швабру и метнулась к выходу. Он догнал меня на лестнице, когда до спасительной двери в комнату оставалось шага четыре.
— Пусти!..
Измученно огляделась, когда волк притащил меня в свою спальню. Задыхаясь от страха, злости, смотрела, как он запирает дверь, только прошипела:
— Не подходи!
Карнеро сунул ключ в карман и с интересом следил за моими действиями. Иногда мне казалось, что мое сопротивление еще больше подстегивает его, будит охотничий азарт и желание. Я лихорадочно оглядывалась по сторонам, ища пути спасения. Дверь спальни, тяжелая, дубовая, заперта, да и через оборотня не прорвусь. Волк тем временем снял пиджак и не спеша расстегивал пуговицы на рубашке. Я готова была завыть от бессилия, в отчаянии выскочила на балкон. Омерзительный смех за спиной:
— Третий этаж! Не забыла?
А я… прыгнула. Не то чтобы убиться хотела: думала смогу зацепиться за выступы или лепнину и замедлить спуск. Не получилось… Не разбилась, конечно: сугроб смягчил падение, но содранный бок горел, а нога…
— Вывих, — сказал Владек Маюров, прибежавший от ворот.
Неспешно подошел Карнеро:
— Люська, ты волк, а не авилак (пернатый оборотень — Прим. авт.). Не перепутала?
Присел, посмотрел опухшую ногу. Я жалобно всхлипнула… и заорала от лютой боли: этот изувер резким ударом переломал мою вывернутую лодыжку.
— Чтобы не так быстро бегала, — с улыбкой пояснил альфа, поднимаясь.
На миг в глазах Владека мелькнула жалость. А я провалилась в спасительную темноту.
* * *
Какое-то время я еще надеялась, что смогу пробиться сквозь панцирь обиды и ненависти Карнеро, что он натешиться местью и успокоится. В конце концов, я знала, что он может быть другим, я видела его другим, я жила с ним другим! Но проходил день за днем, одна чудовищная ночь сменяла другую, а в отношении ко мне не менялось ничего…
И однажды я решилась позвонить Эрки Сетсоме. Было стыдно признаваться другу, в каком рабском положении нахожусь, но я была на пределе. Вычистив проклятую дорожку, промочив ноги и прилично озябнув, я пришла в дом. Экономка покосилась на меня, но ничего не сказала. Лязг моих зубов говорил сам за себя. Я быстро переоделась и, крадучись, торопливо спустилась вниз по широкой «хозяйской» лестнице в гостиную за гилайоном. Я успела набрать две цифры, когда в дом вошел альфа с бетами. На миг Карнеро застыл, глядя на меня с трубкой в руках, потом недобро прищурился: